Мы медленно поднялись по лестнице, прислушиваясь. Тишина давила на уши. И все же открытая дверь на веранду продолжала меня беспокоить, это здорово походило на ловушку, словно нас ждали и предлагали войти. «Еще можно вернуться», – подумала я, прекрасно понимая, что Сашка на это вряд ли согласится.
Мы замерли возле дверей спальни.
Сашка толкнул дверь, она бесшумно открылась. Шторы были задернуты, и в темноте смутно белела постель с силуэтом человека.
– Иди в кабинет, – шепнул Сашка мне в ухо и вошел, дверь закрыл.
Я осталась стоять, ожидая чего угодно: криков, шума борьбы, даже рева сигнализации, но услышала Сашкин голос.
– Жанка, порядок, можешь не беспокоиться. – Я все-таки заглянула в спальню и увидела, как Сашка стоит на коленях перед кроватью. – Сказал же тебе, иди, – разозлился он.
– Ты ему ничего не сделал? – испугалась я, не понимая, почему Сашка все еще стоит возле кровати.
– Оно мне надо? Иди за бумагами, я его здесь покараулю.
Пожав плечами, я пошла в кабинет Макса. Оказавшись возле стола, включила лампу, зажмурилась от вспыхнувшего света, а потом огляделась. Перевела взгляд на ящики стола, в замке правого ящика торчал ключ. Я потянула ящик на себя и увидела папку, обыкновенную, застегивающуюся на «молнию». И вновь мне показалось, что это похоже на ловушку, точно меня ждали.
Я расстегнула папку и стала выкладывать ее содержимое на стол. В глаза бросилась стопка писем, аккуратно расправленных и пронумерованных карандашом. «Моя маленькая принцесса», – прочитала я, к горлу мгновенно подкатил комок. Я сунула письма назад в папку, надо побыстрее убираться отсюда.
Взгляд мой вернулся к ящику, и я увидела записную книжку отца, протянула к ней руку, и в этот момент услышала шаги. Дверь в кабинет открылась, и вошел Макс. К чести моей надо сказать, я не испугалась и даже не удивилась. Наверное, потому, что чего-то подобного ожидала все это время.
Макс привалился к стене рядом с дверью и сказал без улыбки:
– Здравствуй, милая.
– Привет, – хмуро ответила я. – Что с Сашкой?
– Он отдыхает, не беспокойся за него, – серьезно сказал Макс. – Значит, ты пришла за бумагами?
– Как видишь. Они тебе не принадлежат, так что не стоит строить из себя жертву, а из меня воровку.
– Я далек от этого. И что такого интересного ты надеешься в них найти? – вновь спросил он.
– Но ведь тебе они показались интересными? Или ты намерен рассказать мне сказку, которой потчевал Яну, якобы ты хочешь опубликовать рукопись моего отца?
– Думаю, это ни к чему, – пожал он плечами, отлепился от стены, включил верхний свет и направился ко мне.
Я отметила, что он одет в джинсы и футболку, на ногах теннисные туфли, скорее всего, он не ложился сегодня. Не знаю, как он провел Сашку, но, вне всякого сомнения, ему это удалось.
Тут я заметила, что в руках он держит пистолет, и усмехнулась.
– Намерен пристрелить грабителя? – спросила я зло.
– В каком-то смысле неплохая идея. Если учесть, что это оружие твоего дружка, получилось бы забавно.
– Что ж… – Я села в кресло, наблюдая за ним.
– Тебя ведь как будто интересовали бумаги? – спросил он. – Не хочешь в них заглянуть? – Это, признаться, меня удивило. – Время есть, пока твой дружок отдыхает. Не возражаешь, если я составлю тебе компанию?
Он сунул пистолет за пояс джинсов и устроился в кресле напротив.
– Ну, ну, смелее, милая.
Я вынула бумаги из папки, сложила аккуратной стопочкой и начала просматривать, поначалу мало вникая в содержание, пока на глаза мне не попался протокол допроса некоего Дитера Штрайхера, служившего шофером Ральфа Вернера. Вверху стояла дата: 27 октября 1945 года. Допрашивал его какой-то американский лейтенант с неразборчивой фамилией. Штрайхер рассказал, что в декабре 1942 года он находился вместе со своим начальником в Вильнюсе. Из его довольно путаных объяснений выходило, что Ральф Вернер занимался на бывшей территории Советского Союза экспроприацией различных художественных ценностей (внизу поправка американца: по заданию верхушки третьего рейха для личных коллекций). Примерно в середине декабря, точную дату Штрайхер не помнил, Вернер разбудил его и приказал спуститься в гараж. Через несколько минут сам появился там, после чего они отправились на окраину Вильнюса, где возле неприметного дома Вернер приказал остановиться и скрылся в доме. Через некоторое время он вернулся, но не один, а в сопровождении пожилого мужчины и двух молодых женщин. В руках мужчины и самого Вернера были чемоданы, в руках одной из женщин саквояж. Они сели в машину, и Вернер приказал шоферу следовать за город. Шофер был удивлен, но задавать вопросы не рискнул. Миновав посты, они выехали из города. Люди на заднем сиденье были очень напряжены, особенно во время проверки документов. Вернер, напротив, был абсолютно спокоен. «Все в порядке», – несколько раз повторил он по-немецки. Они ехали на северо-запад, примерно в тридцати километрах от города остановились возле заброшенного хутора. «Кого мы ждем?» – через некоторое время спросила одна из женщин. «Проводника, – ответил Вернер. – Здесь кругом болота, и без проводника нам не пройти. Отдыхай», – сказал он шоферу и вышел из машины. Шофер видел, как он направился к заброшенному дому. Через несколько минут вернулся. «Там есть где укрыться, – сказал он пассажирам. – Машину следует убрать с дороги, чтобы не привлекать внимания». Мужчина и женщины пошли с ним, через некоторое время шофер, который отогнал машину и в тот момент находился рядом с ней, услышал выстрел. Он бросился в сторону дома, не понимая, что происходит. Он слышал, как кричит женщина, а потом заметил темную тень на снегу, как потом оказалось, труп мужчины. Женщины бросились бежать, Вернер выстрелил дважды, одна из женщин упала, вторая успела достигнуть угла дома. «Не стоит, дорогая», – услышал шофер голос Вернера, который скрылся в том же направлении, после чего вновь последовали два выстрела. Шофер, по его словам, так и не смог понять, что происходит. Вернер приказал ему перетащить трупы во двор, что тот и сделал. Затем по приказу Вернера он облил трупы бензином и поджег, Вернер в это время наблюдал за его работой. Когда все кончилось, сказал: «Не переживай, дружище, это просто евреи. Мы сделали благое дело». Вещи убитых в двух чемоданах он разрешил забрать шоферу, себе оставил саквояж и посоветовал своему подчиненному забыть о том, что тот видел. В ту же ночь они вернулись в Вильнюс. «Я не знаю имена этих людей и не смогу припомнить дом, откуда мы их забрали, – так закончил шофер свои показания. – Со слов Вернера знаю только, что они были евреи».