– Значит, он…
– Мой дед, – кивнул он.
Разумеется, ведь Зинаида говорила, что отец его матери – нацистский преступник.
– Ральф Вернер в январе тридцать восьмого года женился на моей бабке, в 1940 году у них родилась дочь, которая, кстати сказать, отца никогда не видела.
– Как ты узнал об этом кладе в таком случае?
– А я о нем ничего не знал. Моя мать так тщательно старалась избегать всякого упоминания о своем отце, что я поневоле заинтересовался родословной. И чем больше интересовался дедом, тем больше мне хотелось знать о нем все. То, что о нем успел собрать я, в одной папке не поместится. Но досье все равно было неполным, оттого я и хотел купить бумаги у Музы. Согласись она – и, возможно, осталась бы жива. Те, кто убил ее, совершенно серьезно считают, что эти листочки приведут их к несметным богатствам. Здесь лишь рассказ о каких-то ящиках да название села, где они предположительно могут быть спрятаны.
– Если дело действительно только в любопытстве, почему бы тогда тебе не поговорить со мной откровенно?
– С тобой? А разве папка была у тебя?
– Яне ты тоже не сказал правду.
– Не сказал, потому что пришлось бы объяснять… Я не люблю распространяться о своей родословной.
– Это верно. Даже фамилию предпочитаешь носить другую. Вы очень похожи с твоим дедом, боюсь, не только внешне.
– Хочешь оскорбить меня? Напоминаю, ты в моем доме, куда проникла со своим дружком совершенно незаконно, а я между тем оказываю тебе услугу, объясняю свои мотивы и… Вернемся к Вернеру. После войны он оказался в Швейцарии. Думаю, где-то там его ждала кругленькая сумма в банке. Он жил под фамилией Йордан и вскоре женился, представь, на еврейке. Думаю, он сделал это из соображений безопасности, кто ж будет искать бывшего эсэсовца возле ее подола? Но жена, как видно, оказалась проницательной, а может, он был неосторожен, и вскоре супруга скончалась, погибла в автокатастрофе вместе со своим братом. Единственным наследником ее состояния стал наш Ральф. Но в Швейцарии уже было небезопасно, и он поспешил унести ноги за океан.
– В Венесуэле ты оказался не случайно, искал его? – спросила я.
– И его тоже, точнее, его следы. Занятным парнем был мой дед. – Макс засмеялся, а я отвернулась, так невыносимо было в ту минуту видеть его лицо. – Мать не разделяла моего увлечения, так что редким находкам приходилось радоваться в одиночку. Надеюсь, с тобой мне повезет больше.
– В каком смысле? – не поняла я.
– Как ты думаешь, почему твой отец вдруг заинтересовался Вернером?
– Это из-за писем, которые он купил на блошином рынке, – сказала я, чувствуя, что краснею. Я сама не была уверена, купил их отец или все-таки нашел у своей матери.
– Странное совпадение, да? Именно твой отец покупает письма, и судьба через какое-то время сводит нас.
– Возможно, это действительно кажется странным, при условии, что ты, конечно, явился сюда случайно. Но в этом я сомневаюсь. Отец интересовался Вернером, ты им тоже интересовался, в какой-то момент ваши пути пересеклись, и тебя уже заинтересовал мой отец.
– Логично. Кстати, когда я был в Венесуэле, ко мне явились некие люди и предложили кругленькую сумму за сведения о Вернере.
– Что конкретно они хотели знать?
– Все. Но главное, им нужен архив, о котором смутно упоминается в этих документах. Они были весьма настойчивы.
– И ты поспешил уехать?
– Я рассчитывал, что здесь, в России, они меня не достанут.
– Или все-таки надеялся найти архив?
Макс засмеялся.
– Что бы ни было в ящиках, это стоит денег.
– Карла к тебе приставили те самые люди?
– Карл был моим другом, – отрезал он. – И погиб, потому что кому-то взбрело в голову проверить мой сейф.
– Карл звонил тебе ночью, а домой ты вернулся, по собственным словам, в девять утра, хотя должен был поторопиться.
– Та-ак, – Макс опять усмехнулся. – Откуда сведения? Это не твой ли приятель развлекался здесь с моим сейфом?
– Нет. Но о звонке я знаю. Ты солгал нам.
– Чушь. Не было никакого звонка. Точнее, Карл звонил по дороге домой. Я приехал утром и обнаружил его в кабинете мертвым. Люди, посетившие меня в Венесуэле, весьма настойчивы и никакими средствами не брезгуют, но я, признаться, удивился, что они и сюда добрались, ну и огорчился, конечно. Однако вернемся к твоему отцу. Надеюсь, дату его рождения ты помнишь?
– Разумеется, помню.
– Ну а теперь вспомни, что успела прочитать в этих бумагах. Кое-что я добавлю от себя, то, чего здесь нет. Итак, моя мать родилась в сороковом, а в сорок первом Вернер оказался в Риге, кстати, в его родном городе. Кому он писал эти письма? Девушке, в которую был влюблен еще в детстве, предположение напрашивается само собой, верно? Логично также предположить, что они встретились.
– Ты знаешь имя этой девушки? – с волнением спросила я.
– Марта. В одном из писем он ее так называет.
– А фамилия?
– Понятия не имею, – пожал плечами Макс. – Он тщательно скрывал ее от посторонних глаз, хотя везде таскал с собой. Моя бабка о шалостях мужа очень скоро узнала, но… он оставил ее упреки без внимания. С июня сорок первого года они ни разу не виделись, она так и умерла, ничего не зная о его судьбе. Последний из соратников видел его в октябре сорок четвертого, никакой женщины он не упоминает.
Зато есть два любопытных рассказа о том, как Ральф Вернер в одиночку дважды переходил линию фронта: первый раз, когда русские стояли под Ригой, второй раз уже после того, как город сдали. Что ему там понадобилось?
– Два этих ящика? Макс засмеялся.
– Псков довольно далеко от Риги, в одиночку преодолеть несколько сотен километров по глубокому тылу противника? Не думаю, что дед был идиотом. Туда его гнало нечто совсем другое.
– Что же?
– Он искал ту самую женщину. Почему бы и нет? Хотя, если тебе больше нравится версия, что твой отец купил письма на блошином рынке…
– Женщина? – зло засмеялась я. – Чтобы такой мерзавец, как твой дед, стал рисковать головой из-за женщины?