— Но почему Дмитрий Александрович так боится милиции? — спросил он.
— Скорее, не доверяет, — сквозь зубы сказал Сивко.
— Но почему?
— О! Это такая длинная история… — протянула Елизавет Петровна. — Впрочем, времени у нас полно. До завтрашнего дня нам только и остается, что пить вино и сплетничать. И ждать. Ну что ж, давайте посплетничаем! О хозяине этого замка. Начну я. — И она, удобно расположившись в кресле, начала свой рассказ: — Ты уже знаешь, Мишель, что год назад умерла его жена.
— Да, знаю, — кивнул он. — Но подробностей добиться ни от кого не могу. А сам Воронов только хмурится и молчит.
— Ему больно об этом вспоминать, — вздохнула Елизавет Петровна. — И в самом деле: такая трагедия!
— Да ладно тебе сокрушаться, — усмехнулся Сивко. — Ты-то обрадовалась.
— Перестань! Мы с Машей были подругами! Наши родители жили в одном дворе, в одном из тихих московских переулков, Мы ходили в одну школу, она, правда, была на пять лет моложе, но со временем разница в возрасте сглаживается. Последнее время мне даже казалось, что мы ровесницы. Мы играли в детстве на одной детской площадке, потом ходили по вечерам в один и тот же кинотеатр, в одно и то же кафе. Это я познакомила ее с Вороновым. Мы с Димой вместе учились. Никогда бы не подумала, что он на ней женится! Красавец, умница, завидный жених! А она… Серая мышка. Тихая, застенчивая, некрасивая. Но не прошло и года, как он сделал ей предложение. Я была поражена. Как и все. Э, да что теперь вспоминать, — махнула рукой Елизавет Петровна. — В общем, Миша, ее убили.
— Убили?!
— Дело было так, — коротко вздохнула Елизавет Петровна. — В конце октября прошлого года мы встретились на винном аукционе в Париже. Члены нашего клуба. Париж распродавал коллекцию вин Жака Ширака. Пять тысяч бутылок. А на следующий день Воронов собирался отмечать день рождения любимой жены. Ей должно было стукнуть сорок. Какая была любовь! — усмехнулась Елизавет Петровна. — Гостей Дмитрий не звал, они собирались уехать сюда, в почти достроенный особняк, и побыть вдвоем. К их приезду как раз закончили отделку каминного зала. В честь такого праздника на парижском аукционе Воронов разошелся. Скупил чуть ли не полколлекции, а главное… — она осеклась.
— А главное? — подался вперед он.
— Да так. Пустяки. В общем, он загрузился вином и полетел к любимой жене. А на следующий день уехал сюда, в замок, подготовить все к ее прибытию. Усыпать спальню лепестками роз, зажечь повсюду свечи, распорядиться насчет ужина.
— Моя жена должна была его приготовить, — тихо сказал Зигмунд, внимательно прислушивающийся к разговору. — Мы только-только начали работать в доме у Дмитрия Александровича.
— Во время его отсутствия все и случилось, — продолжила рассказ Елизавет Петровна. — Маше зачем-то понадобилось выйти из дома. Вроде бы ей кто-то позвонил. Она выскочила, но забыла на столе мобильный телефон. А она все время ждала звонка. Они же с Димой жить друг без друга не могли. Звонили по поводу и без, сто раз на дню. Вскоре Маша спохватилась и побежала домой за телефоном, А в это время в квартиру наведались грабители.
— Разве квартира была не на сигнализации? — удивился он.
— Конечно же, на сигнализации! Под охраной! Еще бы! Столько ценностей! Милиция приехала через тринадцать минут. Но этого хватило. Маша появилась некстати, они только-только начали обшаривать квартиру. Один из грабителей вынул пистолет и выстрелил в нее. Она лежала в прихожей, истекая кровью, когда приехала милиция. Тут же вызвали «скорую», но по дороге в больницу Маша скончалась. Воронов, который не мог до нее дозвониться, к вечеру примчался в Москву и узнал о смерти жены. Вместо юбилея — похороны. От горя он просто помешался.
— Но как же так? — пробормотал он. — Квартира на сигнализации, подъезд наверняка под наблюдением. Как же они решились?
— Миша, если профессионалы что-то хотят украсть, не помогут никакие запоры. Ничего, — покачала головой Елизавет Петровна. — Звания и заслуги жертвы значения не имеют. Значит, надо было. Знали, на что идут. Огромный куш хотели сорвать. Разумеется, они не хотели убивать хозяйку. Скорее всего, и звонок был отвлекающим. Чтобы она вышла из дома. Кто ж знал, что Маша забудет мобильный телефон? И что непременно захочет за ним вернуться? Трагическая случайность, причина которой — любовь. Да, да, любовь! Люби она его чуть меньше, махнула бы рукой. Ну, не услышит ее какое-то время любимый муж, и что? Но Маша знала, что он будет переживать, если ее мобильный телефон замолчит в день рождения. В общем, как греху быть.
— Но их ведь нашли? — спросил он. — Убийц?
— Нашли! — хмыкнул Сивко. — И быстро нашли. Ты прав: подъезд под наблюдением, квартира под охраной. Хотя на видеопленке изображение смутное. Они были в бейсболках, козырьки надвинуты на глаза, в темной бесформенной одежде. За углом ждала машина с заляпанными грязью номерами. Конец октября, темнеет рано, дворик тихий, место уединенное. Все по законам жанра. Классика!
— А человека нет, — тихо сказала Зигмунд.
— Кто ж знал? — пожала плечами Елизавет Петровна. — Трагическая случайность. А дальше началось расследование. Воронов подключил всех своих влиятельных знакомых, задействовал все каналы. Дело было взято на контроль в Генпрокуратуре. Тем не менее искали их полгода. Один исчез, вроде бы его убили.
— Не тот ли, который стрелял в Марию Воронову? — спросил он.
— Может быть. Дима не любит об этом рассказывать. На какое-то время он забыл обо всем: о бизнесе, о сыне, даже о любимой коллекции. Был одержим желанием найти убийцу. И вот грабители оказались за решеткой. Началось следствие. И тянется до сих пор. И будет тянуться.
— Но откуда тогда обида на правосудие?
— Воронов чем-то недоволен, — проскрипел Федор Иванович Сивко. — У него трения со следователем. В подробности нас не посвящает. Говорит только: «Теперь я знаю цену правосудию».
— И милиции отныне не доверяет, — добавила Елизавет Петровна. — Мол, истинный преступник всегда остается на свободе, а сажают того, кто крайний. И это не приносит морального удовлетворения.
— Что, не тех взяли? — спросил он.
— Они во всем признались, — усмехнулся Сивко.
— Еще бы! Дело на контроле у Генеральной прокуратуры! Не захочешь — признаешься! — развел руками он. — Галочку-то надо поставить. Да-а… Если уж такой богатый и влиятельный человек, как Дмитрий Александрович Воронов, не смог добиться правды, чего уж хотеть нам, простым смертным? Я, кажется, начинаю понимать…
— А все из-за той злосчастной бутылки вина, — в сердцах сказала Елизавет Петровна. — Не надо было ее покупать.
— Какого вина? — насторожился он.
— Да так. Не бери в голову.
— Вот, значит, как дело было, — задумчиво сказал он. — Да, нелепость. И охрана не помогла.
— У нее не было охраны, — вздохнула Елизавет Петровна. — Зачем? Маша была тихой, доброй женщиной. У нее не было врагов. Да и Воронов давно уже ни с кем не конфликтовал. Единственные страсти в его жизни разгорались вокруг коллекции.