— Иван! Это я, Миша!
— Чего тебе, Миша?
— Поговорить.
— Не хочу.
— Как бы нам отсюда выбраться?
Дверь распахнулась.
— Выбраться? — уставился на него Таранов. И поманил пальцем: — Иди сюда.
Подошел к окну, резко раздвинул портьеры. Потом крутанул шпингалет. Подергал за него, пытаясь открыть окно, но тщетно. Таранов тряс раму так, что посыпалась штукатурка, потом, резко повернувшись, спросил:
— Видишь? Окно не открывается! Хотя по логике вещей должно бы. Зигмунд сказал, что окна задраили на зиму, на улице, мол, стало холодно. А в доме работает климат-контроль, нет нужды проветривать помещения. Но это чушь собачья!
— Зигмунд сказал? Когда?
— Я еще вчера пытался открыть окно. Подумал, что со второго этажа удастся поймать сигнал мобильной сети. Дудки! — рассмеялся Таранов. — Единственный выход — подняться на смотровую башню.
— Но там охранник!
— То-то и оно. Одного я бы снял.
— И я бы снял. А дальше?
— Есть шанс, что они приедут быстро.
— Они?
— Моя охрана.
— Ну и как они войдут в замок?
— То-то и оно, — вздохнул Таранов. — Стрельбы не хочется, зачем внимание привлекать? Да и сама операция по освобождению заложников — дело рискованное. Мы-то остаемся в замке. Кто знает, на что еще способен этот маньяк? Тут надо подумать.
— Но что случилось с Вороновым?
— Помешался на правосудии, — хрипло рассмеялся Таранов. — Вишь ли, не тех посадили! Не смог отомстить за смерть любимой жены. Крыша поехала. А мы крайние. Ну, какая ему разница, кто задушил Бейлис? Она-то ему никто! Так нет: желаю торжества справедливости. А справедливости нет. Ну нет ее. Ни на земле, ни выше. Дурак он. А лучше сказать, сумасшедший. Нам же надо как-то решать проблему. Надо дождаться темноты, — решительно сказал Таранов. — И выбираться отсюда.
— За окном уже темно.
— Я имею в виду — ночи. Никто не собирается торчать здесь до завтра. Надо что-то делать. Я ему не кролик. Пусть ставит свои эксперименты над кем-нибудь другим.
— Бейлис тебя шантажировала?
— Что ты сказал? — прищурился Таранов. — А я думал, ты со мной. Давай, вали отсюда.
— Я…
— Иди, иди. — И Таранов решительно подтолкнул его к двери. — Союзничек. Девчонке скажи, что я ее жду. Да она и сама сообразит. Нам есть, о чем поговорить. И с папашей. Я их наконец вспомнил! Пусть приходят. Объяснимся.
— Но…
— Все. Гуляй.
Дверь за ним захлопнулась. Он услышал, как задвинулась щеколда. Да, этот до завтрашнего утра ждать не будет. Надо вернуться сюда ночью, вместе они что-нибудь придумают. Таранов в отличной физической форме, да и он подготовлен к боевым действиям. Два бойца, не уступающих охранникам, им бы еще оружие. Хотя бы одно на двоих. Пистолет в подвале, а ключ от железной двери у хозяина замка. Попытаться вскрыть дверь? Попробовать выкрасть ключ? И то и другое рискованно.
Он задержался перед дверью в спальню Сивко и прислушался. Тихо. Спит, что ли? Федор Иванович выпил больше всех. И вчера, за ужином, и сегодня. До обеда и за. Причем мешает вино с водкой. Сколько же в него влезает! Решил вздремнуть перед очередными возлияниями, не иначе. Постучаться? После минутного раздумья пошел дальше, в другое крыло. И остановился перед дверью в спальню Елизавет Петровны.
Едва постучал. Дверь распахнулась.
— Заходи, — велела она. — Я тебя жду.
— Ждете?
— Забыл, на кого работаешь? Ни на шаг от меня не отходи, слышишь?
Дверь за ним закрылась.
— А как же ужин? — спросил он.
— Ужин?
— Воронов приглашал нас всех к ужину. Если и меня не будет, он разозлится.
— Чудовище! — с чувством сказала Елизавет Петровна.
— Воронов?
— Сказку вспомнила. Мультфильм. «Красавица и чудовище». Он запирает девушку в заколдованном замке. Ешь-пей, что хочешь, ходи, куда хочешь, кроме западного крыла, — она усмехнулась. — Никто тебе ничего не сделает. Но полюби чудовище, деваться тебе некуда. Финал известен.
— Вы смотрите мультфильмы? Похоже, что вы эту сказку знаете наизусть.
— Дочка смотрит. Засыпает под этот мультфильм, ее любимый. И все время плачет, когда чудовище превращается в прекрасного принца.
— Почему плачет-то?
— Ребенок, — пожала плечами Елизавет Петровна. — Кто ж знает? Я и сама теперь стала плакать, когда чары рассеиваются. К плохому, так же, как и к хорошему, быстро привыкаешь. Я уже успела приспособиться к чудовищу. И даже его полюбить. А принц, что принц? Он неинтересен.
— Странная логика. Ну, так что с ужином? Я, конечно, могу остаться с вами…
— Нет, иди. Я передумала. Будь там. Смотри, слушай. Я хочу знать, о чем вы будете говорить. Все подробности.
— Вы уверены? А не боитесь остаться одна?
— Я запрусь в своей спальне.
— Таранов так и сделал.
Елизавет Петровна фыркнула.
— А Федор Иванович, похоже, спит.
Она молчала.
— Можно сесть?
— Ах, да, — спохватилась она. — Садись, конечно.
Он расположился в кресле, она напротив. Сидела, положив ногу на ногу, покачивая туфелькой.
— Вы не хотите отсюда выбраться? — спросил он.
— Выбраться?
— Все хотят.
— Мы не выйдем отсюда, пока он этого не захочет. Неужели непонятно?
— Но почему он так поступает? Таранов говорит, что Дмитрий Александрович помешался на правосудии. После трагического случая с его женой.
— Да, это так, — кивнула Елизавет Петровна.
— Кто же тогда осмелился убить Бейлис?
Она вздрогнула. И молчала.
— Я полагаю, что Таранов, — нарушил молчание он.
— Иван? Может быть.
— А вас это не интересует? Вы не на это убийство намекали, когда ехали сюда? Боялись, что это вас ночью задушат? А почему?
— Да. Боялась. Боялась, что он перепутает.
— Что перепутает? Спальни? Но почему же вы тогда поехали? Если боялись? Если знали, что планируется убийство?
— Я ведь ни в чем не виновата, — вздохнула она. — Совесть моя чиста. Я верю в справедливость.
— Вы? В справедливость? — он чуть не подпрыгнул. «А справедливости нет. Ни на земле, ни выше».
— По-твоему, я тоже чудовище?
— По-моему, вы женщина, но…