- Выходит, Маша была права? Я могу дойти до убийства Горанина?
- Ну зачем же так! Пока еще вы только рисуете. Предаетесь фантазиям, быть может, жестоким, но...
- Но мои фантазии воплощаются в реальность! Вот в чем дело! Я только рисую, а кто-то.. делает! Крушит и убивает!
- И кто, по-вашему, может этим заниматься? — с интересом спросил Алексей Иванович.
- Да Горанин, кто же еще!
- Гм-м-м... А вы уверены, что эти рисунки на самом деле существуют?
- В том-то и дело, что не до конца! Они исчезают загадочным образом! Первый я выбросил в мусорный контейнер. Второй исчез, подозреваю, что его взяла моя жена. И он попал к Герману. Это точно, но доказать я не могу. Отсюда и неуверенность. У меня на руках нет ни одного, и боюсь, что они, эти рисунки, теперь просто-напросто уничтожены.
- Гм-м-м... - вновь задумчиво протянул врач. - В фантазиях скрыты наши желания, которые подавляются в реальности и не допускаются в сознание. Если бы это были просто сны, все можно было бы легко объяснить. Но материальные доказательства, то бишь ваши рисунки... Может, это просто галлюцинации? Последствия тяжелого ранения, трепанации черепа. Человеческая психика - вещь настолько тонкая, что никогда нельзя быть уверенным в точности диагноза. Всегда остается какая-то тайна, маленькая лазейка. В вашем случае, разумеется, без последствий не могло обойтись. У вас это вылилось в жестокие фантазии. В рисунки.
- Не обо мне сейчас речь. О Горанине. Возможно ли, чтобы в голову человека, ну, скажем, не совсем здорового, пришла безумная идея реализовать чужие жестокие фантазии?
- В данном случае, не чужие. Вы близкий ему человек.
- Всего лишь друг.
- Всего лишь. Как странно это слышать! Дружеская привязанность бывает иной раз крепче, чем узы любви. Недаром дружба зачастую переживает любовь. Люди расстаются, влюбляются вновь, но при этом продолжают поддерживать дружеские отношения. Между ними по-прежнему существует духовная близость.
- Я не об этом говорю! - с отчаянием сказал Завьялов. - О Жестокости! Мог Горанин или не мог?
- Фантазия - клапан для выхода опасных желаний. Средство освободиться от психического напряжения. Но есть у нее и опасная сторона. Бессознательно узнавание в чужой фантазии своего собственного вытесненного желания. И это может послужить соблазном для его актуализации, - несколько запинаясь, выговорил Алексей Иванович. Словно припоминая заученную фразу из пособия по психиатрии.
- Вот! - возбужденно сказал Завьялов. - Вот зачем я к вам пришел! Узнавание своего собственного желания! Вот оно! То есть я придумал, а он сделал! А то, что именно мои опасные желания он претворяет в жизнь, так на то есть ваша теория о духовной близости вследствие многолетней дружбы!
- Я ничего такого не говорил! - замахал руками врач.
- Горанин был здесь?
- Да. Но... по другому вопросу.
- А именно?
- Это врачебная тайна.
- Он что, болен?
- С чего вы взяли? - Алексей Иванович отвел взгляд. - Абсолютно здоров!
- Тогда зачем же он приходил?
- Я ведь уже сказал - беспокоился о вас.
- Интересовался насчет рисунков? Так? Может быть, приносил их?
- Послушайте, я бы порекомендовал вам лечь в стационар. Сей феномен, подлежит тщательному изучению. И, признаться, я в этот бред не верю. Рисунки, исполнение желаний... Когда они были сделаны, эти рисунки? До или после?
- Ну, разумеется, до!
- Докажите.
«А ведь я никогда об этом не думал! - сообразил Завьялов. - А это серьезно! До или после? Это может быть ключом ко всему!»
- Извините, я отнял у вас много времени...
- Пустяки! Всегда приятно побеседовать с умным человеком. А то, знаете ли, приходят какие-то дебилы и рассказывают, как в состоянии алкогольного опьянения полностью теряют над собой контроль. Начинают бить, крушить, ломать. Но главное, наутро ничего не помнят. И это им обидно. Я говорю: пить, мол, не надо. А они: дайте мне таблетки, чтобы наутро помнил, каких дров наломал. Вот недавно был случай...
- Да-да. Это очень интересно, - пробормотал Завьялов.
- Да не интересно вам! И мне давно уже не интересно слушать о чужих болезнях! Как только узнают, что ты врач, сразу начинают жаловаться на свои болячки! И никто не думает, интересно тебе это или нет, - взорвался вдруг Алексей Иванович. - Еще один феномен человеческой психики. Приходит, допустим, парень за справкой о том, что он психически здоров, и пока ты ее выписываешь, начинает рассказывать о своей бессоннице или о том, что родственник в десятом колене вообразил себя Наполеоном. Раз ты врач, так будь добр выслушать. Почему считают, что с врачом можно говорить только о болезнях, а с милиционером - о преступниках. А?
- Не знаю, -сказал Завьялов. - Но эти стены располагают к разговору о болезнях.
Алексей Иванович с любопытством оглядел свой кабинет.
- Может, сказать Люде, чтобы комнатных цветов из дома принесла? Или рыбок завести. Золотых.
- Лучше гуппи.
- Гуппи? Почему гуппи?
- Не знаю. Книжка в детстве была. Про рыб. Отчего-то запомнил два названия: вуалехвост и гуппи.
- Вуалехвост... Гм-м-м... Красиво! Где они нынче, вуалехвосты?
Завьялов вспомнил длинноногую Люду. Вуалехвост. Г-м-м-м... И уже в дверях, обернувшись, чтобы видеть лицо врача, спросил:
- Знаете, какой вопрос мне задал недавно Герман? То есть Герман Георгиевич Горанин.
- Какой? - без особого интереса спросил врач.
- Топил ли я щенков.
- Щенков? Почему щенков?
- Или котят. Это, по-вашему, нормально?
- Топить котят? Нет, конечно!
- Задавать друзьям такие вопросы.
- Ну, может быть, он не имел в виду конкретно щенков:
- А кого? Котят?
- Нет. И не их.
- Но кого?
- Мне-то откуда знать? - развел руками врач. -Он пришел за консультацией, и я его проконсультировал. А насчетугопленных щенков... Нет, ни о чем таком мы с Германом Георгиевичем не говорили.
- Что ж, всего хорошего.
- И вам всего хорошего, Александр Александрович! Надумаете лечь в стационар, заходите. Вам непременно надо пройти полное медицинское обследование.
Завьялов вышел из кабинета в полной уверенности, что Горанин - сумасшедший. Узнавание в чужой фантазии своего желания. То есть я этого хочу, но не я это придумал. Следовательно, не я виноват. Похоже на Германа: перекладывать свою вину на чужие плечи. А плечо лучшего друга подойдет как нельзя более кстати.