Вид на жительство в раю | Страница: 35

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Значит, я остаюсь здесь на несколько дней. Должен же кто-то ходить за хлебом, варить тебе бульон, делать морс, — защебетала я.

— Спасибо.

— Ты уверен, что за два часа с тобой ничего не случится?

— Уверен. Подумаешь, температура!

— Э, нет, милый. Это не шутки.

Я машинально назвала его «милый». Как будто мы были знакомы сто лет. Как будто была его женой. Спохватилась и вновь защебетала:

— У тебя перелом, опухоль, тебе необходимо принимать антибиотики. Чтобы не было заражения крови. И как можно больше пить. Я все оставлю под рукой. Ты не вставай.

Я огляделась. Приметила у стены журнальный столик и кинулась к нему. Движения мои были суетливыми, нервными. Андрей внимательно следил за мной из-под опущенных век. Его здоровая рука опять полезла под подушку. Я скинула в кресло лежащие на столике книги и подтащила его к дивану. Порядок наведу потом. Поставила столик у изголовья и сказала:

— Вот так будет лучше.

Потом я разложила градусник, марлю, чайную ложку, принесла из кухни миску с водой, кувшин с морсом, супницу, чашку. Он вынул руку из-под подушки и тихо спросил:

— Ты вернешься?

— Конечно. Мне и в самом деле надо в аптеку.

— И все? — Его взгляд был странным.

Я вдруг подумала, что у него очень красивые глаза. Большие, светлые. А ресницы длинные и пушистые, хотя тоже светлые. Отвела глаза и наткнулась взглядом на голый торс. И вдруг вспыхнула. Полдня я обтирала его водой с уксусом и не чувствовала ничего, кроме сострадания. И вдруг пробило! Я увидела, что у него развитая мускулатура, широкие плечи и очень красивые руки. Волос на теле практически нет, лишь темные ореолы вокруг сосков. Кожа светлая, лоснится от пота, и кажется, что он намазан маслом. Отчего мускулатура рельефнее, а впадины заметнее. Я не любительница постельных сцен и могу сказать честно, что видела такое впервые в жизни. То есть откровенно рассматривала. Это было странное чувство. Мужа я любила, но рассматривать его, тем более обнаженным до пояса, мне и в голову не приходило. А если случалось видеть Михаила Конанова без майки, я думала о его гипертонии и больных почках. «Надо бы ему похудеть», — вот какой мыслью заканчивалось мое мимолетное разглядывание супруга. На этот раз все закончилось не этим. Мыслями, от которых, собственно, я и вспыхнула, а потом вскочила со словами:

— Мне надо бежать.

И ринулась в прихожую. Все, что случилось потом, я проделала на автопилоте. Даже не думала выдавать себя за нее. Слово «Ахмурина» исчезло из моих мыслей само собой. Ведь она убита, ее теперь можно только пожалеть. О мертвых либо хорошо, либо ничего. Я чувствовала к сопернице жалость. Такая молодая, красивая, перспективная. И — лежит теперь в морге с лицом, на которое страшно смотреть, так оно изуродовано двумя пулями.

Вы будете смеяться, но первым делом я зашла в аптеку. Из предосторожности отъехав подальше о дома, в котором нашла приют. Я думала о нем больше, чем мне хотелось. Чем должна была думать. Лекарства для него занимали меня больше, чем вещи и документы любовницы мужа. В аптеке я накупила кучу таблеток, предварительно проконсультировавшись у девушки, стоящей за прилавком в отделе готовых лекарственных форм. После рассказа о случившемся она оказала то, что они все обычно и говорят:

— Надо в больницу. Я не врач.

Разумеется, с переломом надо в больницу. Равно как и с простудой, болями в желудке, сердцебиением, и т. д., и т. п. Разумеется, в апреле надо подать в налоговую инспекцию декларацию о доходах. Разумеется, надо состоять на учете во всех возможных фондах. А также чистить зубы два раза в день, раз в полгода ходить к гинекологу, дантисту и окулисту, раз в год проходить флюорографию, сдавать кровь на три креста, гепатит и СПИД, мочу на белок, а мазок на все виды инфекций. Сделать УЗИ того органа, который предположительно болит, а лучше сразу всех для профилактики: вдруг там да начался какой-нибудь процесс, а вы еще об этом не знаете. Если у вас родинка, вы должны непременно узнать, не злокачественная ли она. Если много, то много раз узнать, отдельно по каждой. Еще надо раз в месяц отстоять очередь в сберкассу, сходить на родительское собрание, взять справку для того, чтобы получить положенные льготы, заскочить в ЖЭК…

И в каждом отдельном случае услышать:

— Как? Вы этого еще не делаете?! Как же вы тогда живете?!

Да как-то живу. Вот если вы исправно делаете все вышеперечисленное, то жить вам действительно некогда. Ваше время расписано по инстанциям. Вы страхуетесь от всех возможных рисков с риском задаться на смертном одре вопросом: а на что я потратил жизнь? И вспомнятся только коридоры, кабинеты, очереди у кабинетов и в конце каждого коридора ожидаемая награда — бумага. Документ, в котором официально подтверждено ваше существование. Который теперь вкупе со всеми прочими вы с чистой совестью можете порвать и выкинуть. Или попросить положить в гроб. К Господу с отчетом: прими в рай, анализы в порядке. Ума не приложу, отчего я умер!

Представьте себе: третьего января вы идете в травмпункт. Ну, представили? Жизнь в стране замерла на две недели. А вы идете в травмпункт. Везде, куда вы приходите, на вас смотрят как на врага. В магазине кислые, как кефир, продавцы, которые бесконечно долго, беспрестанно зевая, отсчитывают сдачу. На дверях всех остальных учреждений замки. Кто-то должен дежурить. И в больницах тоже. Но каждый из этих людей думает: а почему я? И его можно понять. И надо понять. И постараться обойтись своими силами, если это возможно.

Поэтому я молча сгребла лекарства с прилавка в сумочку и вышла из аптеки. Теперь я ехала на квартиру своей соперницы. В шубке, как у нее, и с похожей прической. Поэтому когда женщина, возившаяся с распределительным щитом, назвала меня Мариной, я ничуть не удивилась. В коридоре было темно, а увидев ее, я нагнулась над замком. Она тоже была занята. Когда женщина окликнула меня, я не стала разворачиваться к ней лицом. Махнула рукой — некогда, мол — и вошла в лифт. Больше меня близко никто не видел. Из квартиры я взяла документы, драгоценности и кое-какие вещи. Преимущественно зимние. Одежду, обувь, свитера. И деньги. Денег там было немного, зарплата и прочие доходы поступали на счет в банке. Я нашла кредитную карточку и блокнот. Изучив записи, можно найти пин-код. Редкий человек не записывает заветные четыре цифры, надеясь только на свою память. Я записываю. Думаю, что и она делала так же. Но это потом. В том, что она не взяла кредитную карточку с собой, нет ничего удивительного. Ведь она была с моим мужем, и он за все платил. Сумки я положила в багажник машины, решив в ближайшем будущем с ней расстаться. Вдруг кто-то видел ее на месте происшествия? Номера были заляпаны грязью, стекла тонированные, но береженого, как говорится…

Так я разжилась кое-каким добром. Надо сказать, что совесть меня не мучила. Ей все это уже не понадобится, малолетних детей у нее нет. Родители? Я знаю, что ее отец умер, мать живет со старшим сыном. У него свое дело, он богат. Родственники любовницы моего мужа не бедствуют, в то время как я в безвыходном положении. И потом: она мне должна. За те страдания, что причинила.