Зимой темнеет рано, да еще и погода была пасмурная. Весь день стояли серые сумерки, небо затянуло тучами. При таком освещении разглядеть меня в подробностях было невозможно. А издалека принять за нее — пара пустяков. Поэтому я и не опасалась. Галину Конанову здесь никто не видел, зато ее в норковой шубке цвета «белое золото» и с «нашей» прической видели все. Вот так я подтвердила версию о своей смерти. Выходит, что четвертого января юрист фирмы моего мужа Марина Юрьевна была жива. Значит, умерла именно Галина Конанова. Аминь. Надо бы заказать по ней панихиду.
Я вернулась домой к шести. Открыла дверь ключом, который он мне дал. А точнее, разрешил взять. В квартире было тихо. По пути я зашла в магазин, купила хлеба и кое-что из продуктов, в руках у меня были сумки. Одежду и обувь, взятую у нее в квартире, пока оставила в машине. Я вошла в прихожую и прислушалась. Тишина меня испугала. Сумки выпали из рук, я кинулась в комнату с криком:
— Андрей!
Он спал. Я тут же обругала себя дурой. С такой температурой человек, как правило, дремлет. Его неумолимо клонит в сон. Сама испугалась, его напугала. Он дернулся, открыл глаза, левая рука опять полезла под подушку.
— Боже мой! Как ты меня напугал! — Я в бессилии опустилась на диван у него в ногах. — Ну как ты?
— Вполне.
Он врал. К вечеру температура опять поднялась. Я начала давать ему антибиотики, внимательно прочитав инструкцию. Не думаю, что врач в травмпункте четвертого января скажет больше. Это были сильные антибиотики. Такие выписывали Женьке, когда у него было воспаление легких. Шесть раз в день. Через каждые четыре часа, ночью тоже. Если понадобится, я могу и уколы ставить. Галя Зайкина и это умеет. Умереть ему я просто-напросто не дам.
Не буду описывать трое суток, в течение которых я его выхаживала. В этом нет ни грамма романтики. В комнате пахло уксусом, едким мужским потом, влажным постельным бельем. Отвратительный запах! Запах болезни. Я по-прежнему спала в кухне на раскладушке. Дверь в комнату была приоткрыта, чтобы я услышала его зов. Если ему вдруг станет плохо. Но он был терпелив. На четвертый день температура спала до тридцати семи. Андрей взглянул на меня нормальными глазами. Я отметила, что он похудел, щеки ввалились, под глазами круги, губы потрескались.
— Ни одна женщина меня так еще не выхаживала, — тихо сказал он и благодарно погладил мою руку.
— А много у тебя было женщин?
— Нет.
— Не верю. — Я покачала головой. Он молод, хорош собой, спортсмен, это видно по развитой мускулатуре, холост, с отдельной квартирой. Никаких изъянов в нем на первый взгляд нет. Здесь должны были время от времени появляться женщины.
— Не хочешь — не верь. — Он пожал плечами.
— А та девушка? От которой ты шел, когда я тебя сбила?
Он поморщился:
— Случайность. Я думал, что это серьезно, но она так не думала. Я для нее неподходящая партия. Беден, неперспективен.
— Какое у тебя образование?
— Будешь смеяться.
— Нет.
— Я гуманитарий. Историк. Университет окончил.
— А что тут смешного?
— Кому в наше время нужны историки? Вот охранники…
— Ты работаешь в охране?
— Опять будешь смеяться. В школе. Но не в охране.
— В школе?!
— У меня десять часов истории. Остальное -физкультура. Совмещаю.
— Историк совмещает физкультуру! — не удержалась я. — Что-то новенькое!
— В нашей стране за последние два десятилетия все так перемешалось. И не такое бывает. Строители возглавляют спорткомитеты, инженеры-физики торгуют обувью, учителя работают на зоне.
— Где?
— Охраняют зэков, — серьезно сказал он. -Я знаю человека с дипломом педагога, причем преподавателя литературы. Который работает тюремщиком. Я, историк, преподаю физкультуру. Разве сейчас чем-то можно удивить?
Так вот откуда впечатляющая мускулатура! Совсем неплохо для историка. Он поймал мой взгляд и улыбнулся:
— Тренируюсь каждый день. У меня под диваном штанга.
Я заглянула под диван. Там и в самом деле лежала штанга. А под подушкой что — гантели? И я с сожалением сказала:
— Из-за меня ты долго не сможешь тренироваться. Рука-то сломана!
— Пустяки! Зарастет как на собаке! Три недели -и порядок. Буду временно вдохновлять своих учеников не личным примером, а силой слова. Тем более что после каникул у меня прыжки в высоту, -серьезно сказал он. — Вид спорта, в котором я не силен.
— А в каком силен?
Он улыбнулся:
— Что мы все обо мне да обо мне? Расскажи о себе, Галя. Как твоя фамилия?
Я вспыхнула. Признаться, за то время, что Андрей болел и преимущественно спал, я не только разжилась вещами любовницы мужа, но и заглянула в его документы. Нашла паспорт. Орлов Андрей Алексеевич действительно был прописан по этому адресу и родился, как и сказал мне, в городе Москве, в том же году, что и я, в том же месяце и… с разницей в один день! По гороскопу мы были одного знака Зодиака, и в этом году, как я недавно прочитала, нас обоих ожидали большие перемены. В частности, переезд. Вы верите в такие совпадения? Я нет, поэтому очень удивилась. Хотела было поделиться с ним своим открытием, но… Но не говорить же Андрею, что я заглядывала без разрешения в его паспорт!
— Галя? — настойчиво спросил он. — Ты мне ничего не расскажешь?
Неожиданно для себя я заревела. За эти несколько дней он стал мне так близок, что я готова была рассказать ему все, все, все. Начиная с самого начала. С истории моего замужества. Но он меня остановил:
— Не хочешь — не говори. Я тебя не гоню.
— Отсюда? — улыбнулась я сквозь слезы.
— И отсюда тоже. Живи сколько хочешь. Лучше, если ты будешь у меня под присмотром.
— Я обещаю все тебе рассказать. Мне только надо собраться с силами.
— Я тебя не гоню, — повторил он. — В смысле -не тороплю. Скажи только: тебе не надо никуда ехать?
— Уже нет.
— Вот и хорошо! — обрадовался он. — Наконец-то хозяйка в доме появилась! Тебе никогда не говорили, что ты замечательная?
Такие простые слова, но как же от них стало тепло! Он оценил, что я замечательная хозяйка! Умею все! Стоило пройти через все испытания! Галя Зайкина, ты молодец!
— И еще ты очень красивая, — тихо добавил он.
Тут уж я не выдержала.
— Ты меня обманываешь, Андрей. Я знаю себе цену.
— Нет, ты ее не знаешь. На месте твоего мужа я бы хорошенько подумал, прежде чем тебя отпускать.
Он смотрел на меня странно. Глаза потемнели, я чувствовала, что куда-то падаю. Лечу. Неумолимо в пропасть. А на самом деле нагибалась к нему, а мои губы тянулись к его губам. Это был наш первый поцелуй, но далеко не последний…