— Так. Пустяки.
— Там все кончено? — поинтересовался он слишком уж безразлично для рассерженного ревнивца.
— Даже не начиналось. — От исключительно банальных фраз, которые произносил бывший муж, к ней начала возвращаться та ирония, которой ее научила Евгения Князева. Интересно, а в постели он стал таким же? Вместо прежней страсти — дежурный набор ласк, которые в прейскуранте женщины отметили звездочками благодарных поцелуев.
— Я тебя не узнаю, Ксюша. Раньше ты была доброй.
— А ты… — Обидные слова чуть не сорвались с языка, но она сдержалась.
Он остановил машину возле цветочницы и через несколько минут положил Ксении на колени роскошные розы. Но ничего уже нельзя было изменить. Ксения слишком хорошо знала этот сценарий. Раньше они оба были очень изобретательны. Отсутствие лишних денег порождало маленькие уловки. Ксения каждый день экономила несколько монет, то проходя пешком пару остановок вместо того, чтобы сесть на автобус, то отказывая себе в мороженом или другой мелочи. Он тайком брал у своего однокурсника чертежи, потому что имел способности именно к инженерной графике. Обмениваясь маленькими подарками, каждый чувствовал себя хитрее другого.
— Зачем все это? — спросила она, когда бывший заказал дорогой ужин. Слишком дорогой.
— Я просто не знаю, как еще замолить свои грехи.
— И платить большие деньги — это способ?
— Неужели, прожив столько времени с Женей, ты так и осталась идеалисткой?
— Расскажи мне все честно. Ведь я знаю: ты искал с ней встречи. Зачем?
— Рассказала все-таки? — скорее всего, он подумал на Евгению, а не на свою нынешнюю любовницу.
— Ты что, вернуться к ней захотел?
— Нет. Просто хотел попросить помощи.
— Какой помощи?
— Я хотел бросить свою работу и…
— Свою любовницу. Но неужели ты не знаешь, что Женя могла предложить тебе только одного рода помощь.
— Да она вообще не захотела со мной разговаривать!
— Так это ты ей звонил? Перед матчем?
— А если и так?
— С украденного мобильника?
— Ну ты вообще… Не поверишь, уже целый год я ищу выход. Мне кажется, что моя жизнь — это тупик в чьих-то чужих хоромах. Такое чувство, что я достиг своего потолка. На минутку выползаю из своего тупика, и тут же, испугавшись, ныряю обратно.
— Но можно ведь и стену пробить, — улыбнулась Ксения. Интересно, долго он сочинял этот впечатляющий монолог?
— Что?..
— Я говорю, что не обязательно искать свой путь через чужие хоромы. А вообще — хватит. Тебе что-то от меня нужно. Но ты ведешь себя так, словно я посторонняя женщина, которую тебе обязательно надо соблазнить. Ты разучился быть самим собой.
— Ну, хорошо, — вздохнул он. — Я все время думаю об этом наследстве. И было бы здорово, если бы кроме нас не было других претендентов.
Ксения вздрогнула:
— Послушай, а где ты был во вторник вечером?
— Я? Во вторник? — Его рука нервно начала перекладывать лежащие рядом столовые приборы. Ровненько, в линию. — Дома.
— Нет.
— Во вторник?
— Вечером.
— Ксюша, я не помню. Пойдем танцевать?
— Не было тебя дома. А в моем подъезде убили Владимира Попова.
— Кто такой… Попов?
— Не прикидывайся. Значит, уже целый год ищешь выход? А просто позвонить по объявлениям о работе?
— Но там слишком мало предлагают. А если много, то я через это уже проходил. Ты помнишь. Обжегшись на молоке…
— Не вынешь и рыбку из пруда, — вспомнила Ксения мужика в грязной тельняшке.
— Какая чушь!
— Пойдем танцевать. Я согласна…
…Более глупой сцены, чем та, что произошла поздно вечером возле дверей ее подъезда, трудно было себе представить. Раньше она видела это только в кино: мужчина и женщина хотят провести вместе ночь, но оба находят повод, чтобы этого избежать. Причем каждый ищет повод, жалея другого. Во имя любви. А получается, что во имя очередной глупости.
В кино это смотрелось бы очень красиво, а здесь, ночью, когда бывший мялся, не зная, что уместнее — уйти или остаться, на его замерзшее лицо жалко было смотреть. В теплом салоне «пассата» он не возил с собой ни шапки, ни теплой зимней куртки. А с драповым щегольским пальто ледяной осенний ветер справлялся легко.
«Он боится меня спугнуть, — догадалась Ксения. — В самом деле, зачем спешить, если я и так никуда не денусь?»
— Не зайдешь? — спросила она.
— Ну…
— Что, страшно?
— Боюсь снова оказаться за дверью.
— Так в себе неуверен?
— Я виноват. Знаешь, тот ребенок…
Вот этого ему не стоило говорить. Ту страшную боль Ксения никогда не забывала.
— Что ж.
— Не будем спешить.
— Да, не будем.
— Иди, холодно.
— Иду.
Они постояли еще немного. И ей в это время показалось, что она кому-то еще нужна.
— Ты не против, если мы еще раз как-то поужинаем? — спросил бывший.
— Нет. Мне понравилось, — соврала она.
— Тогда я пошел?..
— Иди.
— Нет, ты первая.
Она чуть не крикнула: «Да хватит уже! Давай поднимайся со мной в Женькину квартиру!» Но из горла выполз только невнятный кашель.
— Простудишься, — заботливо сказал бывший. — Иди… У нас еще будет время.
И только закрыв за собой тяжелую железную дверь подъезда, которую так и не починили, Ксения расплакалась, еще не зная, что будет сильно жалеть о том, как закончился сегодняшний вечер.
А закончился он неожиданным телефонным звонком. И Ксения меньше всего хотела услышать сейчас следователя, который спросил:
— Вас обрадовать, Ксения Максимовна?
— Нет ничего хуже ваших новостей.
— А напрасно. Я вам симпатизирую. Завоевываю расположение. Очень хочу, чтобы и вы мне помогли.
— Что-то случилось?
— Да. Вот только что с дозволения руководства звонил в Италию. Одну маленькую подробность хотел уточнить. Разговор-то на две минуты. А получилось и того меньше.
— Вы разговаривали с Элеонорой Станиславовной?
— Не пришлось. Не знаю, кому как, а вы должны радоваться, Ксения Максимовна.
— Чему?
— Синьора Ламанчини сегодня утром утонула, купаясь в море.