Железная дверь ржаво заскрипела. Какой-то мужчина вошел в подъезд, громко выругавшись:
— Черт, когда же наконец замок починят! Халявщики, так твою разэдак!
Потом он споткнулся о тело Анатолия Воробьева и выругался еще раз:
— Черт!
— Тихо! — почему-то сказала Ксения. — Не кричите!
— Что случилось, девушка, а?
— Вот, — кивнула Ксения на тело. — Убили. Видите, кровь.
— Как это убили? А? — Он растерялся. И еще раз переспросил: — Серьезно, что ли? Черт!
— Надо позвонить, — сказала Ксения.
— Да, конечно. Вы идите, а я тут постою.
— Хорошо, — сказала Ксения, которой в голову пришла дикая мысль: «Надо караулить мертвое тело. Никуда он не сбежит с ножом в спине». Она уже шагнула из «предбанника» в подъезд, когда услышала его шепот:
— Черт! Девушка, да у меня ж труба в кармане!
Она вернулась. Мужик растерянно моргал:
— Надо же так, а? И не сообразил. Чего там надо набирать? Ноль — один, что ли? Или ноль — два?
У самой Ксении от страха все в голове перемешалось. Но домашний телефон следователя она помнила, видимо, все от того же страха.
— Дайте сюда!
— Бориса Витальевича, — с трудом произнесла она имя и отчество следователя, когда услышала в трубке женский голос.
— Боря, тебя!
«Жена, — подумала Ксения. — Будет скандал».
— Борис Витальевич? Это Ксения Вишнякова.
— Что ж так поздно?
— Да. Поздно. Толю зарезали, — растерянно проговорила она.
— Какого Толю? Где? — озадаченно спросил следователь.
— У меня в подъезде. Я не знаю, что надо делать. Звонить по ноль — два или…
— Вы в своем уме?!
— А что, значит, не звонить?
— Да когда вы кончите играть в детектива! Я вас в СИЗО упеку до конца следствия! Сейчас опергруппа приедет.
— А вы?
— Я в вашем подъезде теперь топчан поставлю…
… — Ну что? — спросил мужик, забирая у Ксении мобильник.
— Сейчас приедут.
— Слушай, здесь же недавно еще кого-то зарезали? Мужика какого-то. Это что ж, маньяк в городе? Пушку с собой носить, что ли, да?
— Носите, — пожала плечами Ксения.
— Что ж за дерьмо такое! Хату надо менять…
Она не слушала возмущенного жильца, глядела в пол и думала о том, что в некоторых случаях Господь Бог мог бы в виде исключения разрешить поворачивать назад время. Всего на десять минут. Если нельзя повернуть его на целые сутки.
Она постепенно приходила в себя. Кто мог это сделать? Кто?!
На полу возле ее ноги лежал окурок дорогой сигареты с фильтром. Свидетель, возмущенный мужик с трубой, вышел на улицу, курить. И уже кому-то названивал. Ксения слышала из-за двери его громкий голос.
Она даже нагнулась, чтобы поднять с пола недокуренную сигарету. Оторвала клочок газеты, положила ее туда. Именно такие покупал Анатолий в тот день, когда они шли от его общежития к метро вместе с Германом. Но это ничего не значит. Одинаковые сигареты, одинаковый одеколон. Вдруг Анатолий стоял здесь и курил, нервничая? Но зачем же в «предбаннике», перед входной дверью?
Ксения вдруг подумала, что ее бывший муж тоже курит такие сигареты. Наследство Евгении Князевой. Она так хотела, чтобы все ее «шурики» были одинаковыми!
И на телефонный разговор с бывшим мужем Ксения вдруг посмотрела совсем по-другому. Он был здесь, возле дома, на своей машине. Он знал, что в квартире у Ксении внезапно всплывший из небытия двоюродный брат Жени Князевой предъявляет на наследство свои законные права. Ксения сама все рассказала. И про то, что решила переехать. Если следователь узнает об этом разговоре.
Но откуда? Только Анатолий Воробьев мог подслушивать по параллельному аппарату. Но он-то уж точно ничего не скажет. И Ксения ничего не скажет.
Внезапно она поняла, что все это может обернуться в ее пользу. Анатолия больше нет. Значит, не надо никуда переезжать. Не надо ссориться с бывшим мужем, не надо думать о том, как и на что жить дальше. Все складывается просто отлично. Устранен не только прямой наследник. Теперь уже не на одного, а на двоих стало меньше. И она, Ксения, еще может быть счастлива. Хорошая квартира, обеспеченная жизнь, любимый-муж, дети… Главное, дети. Двадцать семь лет, позади нелегкая прогулка по жизни, позади несколько лет отчаяния и унижений. Одна Элеонора Станиславовна чего стоит! Она заслужила, честное слово, заслужила!
В тот момент Ксения даже не думала о цене своего будущего счастья. Только о том, что надо завернуть окурок в клочок газеты и спрятать его в кармане. Не будут же ее обыскивать. А если и будут, то это ее сигарета. Она, Черри, начала курить. Кто докажет обратное?
Остались только ключи. Никто не должен знать, о чем был ее последний разговор с Анатолием Воробьевым. Одна правда невольно потянет за собой другую. Поэтому нельзя говорить ничего. Главное, о своей заинтересованности в смерти Анатолия Воробьева. Он просто пришел за письмами своей матери. И все.
Ксения даже зажмурилась, нагибаясь над мертвым. Сейчас они уже приедут. Надо это сделать. Всего-навсего засунуть руку в карман его куртки. Он положил ключи туда. Нижний левый карман, тяжелая связка ключей на кольце с серебряным брелком вформе теннисной ракетки. Много ключей: от квартиры, от гаража, от машины. И Ксения вполне может научиться водить машину. Надо только опустить руку в карман.
Вот теперь ей стало плохо. Эйфория от неожиданной удачи прошла. Ксения сообразила, что вот уже минут десять стоит рядом с мертвецом, на полу кровь, а в подъезде ужасно холодно. И ее жизнь превращается в настоящий кошмар.
Потому что никаких ключей в кармане у Анатолия Воробьева не было.
Ксения выскочила из подъезда и прислонилась спиной к холодной железной двери. Мужик, держащий в одной руке сигарету, а в другой мобильник, участливо сказал:
— Плохо, да? Может, «скорую»? Черт, опять ерунду говорю. Сейчас все приедут. С мигалками. — Он выругался, в перерывах между непечатными словами вставляя: — Во попал, а? Во попал?
А Ксения бормотала про себя: «Это же моя подача, моя подача…» Но она опаздывала. Не угадывала, куда бьет противник. Он ошибся только в одном: взял ключи. Зачем взял? Непонятно. Ведь если их найдут…
Она не успела представить себе, что может случиться, если ключи вдруг найдутся. Приехали те машины с мигалками, которые обещал мужик.
— Вы свидетель? — тут же кинулся к нему оперативник.
— Свидетель, ё… — обреченно сказал жилец. — Ну? Попал. Нате, берите.