Ивэн и извозчик хотели помочь ей влезть в экипаж, но она опередила их.
Ивэн вскарабкался следом и, захлопнув дверцу, крикнул, что ехать надо на Графтон-стрит. Поскольку кучеру еще не заплатили, то другого выхода у него не было.
— Что случилось, мистер Ивэн? — спросила Эстер, как только экипаж тронулся с места. — Я вижу, произошло нечто ужасное. Вы узнали, кто убил Джосселина Грея?
Увиливать от прямого ответа не имело смысла.
— Да, мисс Лэттерли. Мистер Монк восстановил ход своего прошлого расследования — с вашей помощью. — Ивэн перевел дух. Продолжать было жутко, он чувствовал, что весь дрожит — и не только от сырости и холода. — Джосселин Грей добывал себе средства на жизнь следующим образом: он знакомился с семьями не вернувшихся из Крыма солдат, притворялся, что знал погибших лично и дружил с ними. Он рассказывал их близким, что платил за покойных долги, или сам занимал им деньги, или давал на время памятную ценную вещь… Скажем, золотые часы, которые он якобы дал вашему брату в ночь перед сражением. Естественно, семьи погибших не могли вернуть ему эти памятные вещицы, потому что их никогда не существовало. Но, чувствуя себя в долгу перед Джосселином, они поддерживали его в финансовых начинаниях, рискуя деньгами и своим честным именем. Вашему отцу это стоило жизни, но Грею всегда было наплевать, что станется с его жертвами, когда его очередное предприятие лопнет.
— Какая низость! — тихо проговорила Эстер. — Я рада, что он мертв, и мне почти жаль убийцу. Вы упомянули, что нашли его? — Внезапно она тоже похолодела. — Мистер Ивэн…
— Да, мэм, мистер Монк встретился с Греем в его квартире на Мекленбург-сквер. Они подрались… Мистер Монк избил его, но не убивал… Когда Монк вышел на улицу, он увидел, что в дом входит еще один человек, а дверь открыта и хлопает на ветру.
Свет фонаря упал из окошка на побледневшее лицо Эстер.
— Кто?
— Менард Грей, — ответил Ивэн, пытаясь понять по молчанию Эстер, поверила она или нет. — Возможно, он сделал это потому, что Джосселин оскорбил память его друга Эдварда Доулиша и пытался обмануть отца Эдварда точно так же, как обманул вашего.
Эстер молчала несколько минут. Они тряслись по неровной дороге в темноте, по крыше экипажа барабанил дождь, в окошке мелькали капли, вспыхивавшие в свете газовых фонарей.
— Как грустно, — проговорила она наконец, ее голос был исполнен боли. — Бедный Менард. Вам теперь придется арестовать его? Да, но зачем вы вызвали меня? Я ничем здесь не могу помочь.
— Мы не можем арестовать его, — тихо ответил Ивэн. — У нас нет доказательств.
— То есть… — Она вздрогнула, и он это почувствовал. — Что же вам тогда делать? Все решат, что виновен Монк. Его осудят и… — Эстер запнулась. — Его повесят.
— Да. Мы должны вынудить Менарда признаться. Я понадеялся, может, вы придумаете что-нибудь? Вы гораздо лучше нас знаете Греев. Кроме того, Джосселин виновен в гибели вашего отца и отчасти в смерти матери.
Ответное молчание было столь долгим, что Ивэн испугался, не оскорбил ли он нечаянно чувств Эстер. Они уже подъезжали к Графтон-стрит. Монк, наверное, надеется на Ивэна. Если сейчас они ничего не придумают, то потом будет поздно. Ивэну придется либо сообщить Ранкорну, что Монк дрался с Греем в ночь убийства, либо скрыть этот факт, уйти из полиции и, возможно, со временем угодить под суд в качестве соучастника.
Они свернули на Тоттнем-Корт-роуд; свет фонарей отбрасывал блики на мокрые мостовые и в наполнившиеся водой канавы. Времени нет!
— Мисс Лэттерли!
— Да, — отозвалась она твердо. — Я поеду с вами в Шелбурн-Холл. Я сейчас думала над этим, и мне кажется, выход у вас один — поведать леди Фабии всю правду о Джосселине. Я готова подтвердить ваши слова. Моя семья понесла ужасные потери по вине Джосселина, и Фабия должна мне поверить. У меня нет причин врать. Ничто не может оправдать моего отца в глазах церкви. — Она умолкла на миг. — Затем, если вы расскажете ей про Эдварда Доулиша, мне кажется, Менард сам признается в содеянном. Это будет для нее тяжелым ударом, возможно, даже убьет. — Голос Эстер был еле слышен. — Менарда могут повесить. Но нельзя же допустить, чтобы мистера Монка казнили за преступление, которого он не совершал. В конце концов, Джосселин Грей был исчадием зла. Мы не обязаны вечно оберегать его матушку от прозрения.
— Так вы едете с нами завтра в Шелбурн? — на всякий случай еще раз спросил Ивэн. — И расскажете ей, что Джосселин сделал с вашей семьей?
— Да. И еще — как он в госпитале собирал имена умирающих, которые диктовали ему последние письма домой. Теперь-то я понимаю, зачем он это делал. В котором часу вы намерены выехать?
Ивэн почувствовал облегчение и невольный восторг перед решимостью этой женщины. Впрочем, он ведь имеет дело с незаурядной личностью: не она ли отправилась в Крым сестрой милосердия и вынесла все тяготы войны, не испугавшись ни опасностей, ни боли?
— Об этом я еще не думал, — растерянно ответил он. — От нашей поездки будет мало проку, если мы все не обговорим заранее. Леди Шелбурн может нам и не поверить. Мне кажется, лучше всего сесть на восьмичасовой поезд. — Тут он вспомнил, что разговаривает с леди. — Для вас это не слишком рано?
— Нисколько.
Он почти не различал в полутьме ее лица, но, кажется, Эстер улыбнулась.
— Благодарю вас! Тогда возвращайтесь в этом кебе домой, а я сойду здесь и расскажу обо всем мистеру Монку.
— Что ж, это самое разумное решение, — согласилась она. — Я буду ждать вас утром на станции.
Он хотел сказать ей многое, но, не найдя слов, поблагодарил еще раз и выбрался из кеба под холодный проливной дождь. И лишь когда кеб скрылся в темноте, а сам Ивэн уже поднимался по лестнице, он с чувством ужасающей неловкости вдруг вспомнил, что забыл расплатиться с кучером.
Путешествие в Шелбурн сопровождалось сначала жарким спором, а затем — гробовым молчанием. Монка взбесило присутствие Эстер. Он не велел ей убираться домой лишь потому, что она вошла в купе, когда поезд уже тронулся. Вошла, пожелала доброго утра и села напротив.
— Это я попросил мисс Лэттерли прийти, — объяснил Ивэн, на этот раз не краснея. — Ее дополнительные свидетельства помогут убедить леди Фабию в нашей правоте. Нас могут заподозрить в том, что мы специально стараемся представить Джосселина в невыгодном свете, а мисс Лэттерли — лицо незаинтересованное. Кроме того, она — потерпевшая, поскольку вся ее семья пострадала от интриг Грея.
Ивэн совершенно верно заметил, что Эстер имеет моральное право участвовать в этом деле. Монк был обезоружен, он понимал, что Ивэн прав. Слова Эстер могли оказаться той последней крупинкой, которая перетянула бы чашу весов в их пользу.
— Уверен, что вы будете говорить, только когда вас спросят, — холодно заметил Монк. — Не забывайте, что участвуете в полицейской операции, причем весьма сложной.
Непонятно почему, но именно присутствие Эстер, в помощи которой Монк нуждался сейчас больше всего, сильно раздражало его. Она была совсем не похожа на тех женщин, которые нравились Монку. В ней не было ни нежности, ни изящества, правда, была храбрость, а твердостью характера Эстер, пожалуй, могла потягаться с самой Фабией Грей.