— Примерно без двадцати десять, может, чуть позже.
— А зачем? Зачем ты звонил?
— Хотел поговорить с тобой. Одиноко было. Наверное, я чуть-чуть надеялся — может, ты передумаешь и позовешь меня.
— Ну ладно. Пожалуй, лучше рассказать тебе про это. Вчера вечером я была на мысу. Хотела устроить Рему пробежку. Оставила машину сразу за деревней и дошла до самого аббатства, до развалин. Кажется, это было чуть после десяти.
— Ты была на мысу! — Джонатан был поражен и испуган. — И все то время она, убитая, лежала в нескольких метрах от тебя!
Кэролайн резко возразила:
— Не в нескольких метрах от меня, а больше чем в сотне метров. У меня не было ни малейшего шанса на нее наткнуться, и убийца ее мне не встретился, если ты это имеешь в виду. И я оставалась наверху, не спускалась на берег. Если бы спустилась, полиция нашла бы мои следы — и мои, и Рема.
— Но кто-то вполне мог тебя заметить, луна светила вовсю.
— На мысу никого не было. А убийца, если он прятался между деревьями и видел меня, вряд ли явится, чтобы заявить об этом. Но ситуация для меня не очень-то завидная. Поэтому мне и нужно алиби. Мне не хотелось тебе говорить, но теперь ты знаешь. Я ее не убивала. Но я была там, и у меня имеется мотив. Потому я и прошу тебя помочь мне.
Впервые Джонатан расслышал в ее голосе нотки нежности и чуть ли не мольбу. Она сделала движение, словно хотела коснуться его, но удержалась, и этот несмелый жест, эта сдержанность были словно ласка, словно Кэролайн коснулась ладонью его щеки. Боль и унижение, владевшие им в прошедшие десять минут, исчезли, смытые волной нежности. Губы его, казалось, вспухли так, что мешали говорить, но он все-таки нашел и произнес нужные слова:
— Ну конечно же, я помогу. Я люблю тебя. И я тебя не подведу. Можешь на меня положиться.
Рикардс договорился с Алексом Мэаром, что будет на станции утром, в 9.00, но до этого он собирался заехать в Скаддерс-коттедж к Райану Блэйни. Визит этот требовал особого подхода. Рикардс знал, что Блэйни — многодетный отец, значит, придется допрашивать и детей, хотя бы самых старших. Но этого он сделать не сможет, если с ним не будет ПКЖ — полицейского констебля-женщины. Сразу обеспечить ее присутствие не удалось. Разумеется, по сравнению со всем прочим это мелочь, но подобные мелочи вызывали у него раздражение, с ними трудно было примириться, к тому же он понимал, что без ПКЖ глупо рассчитывать на что-либо иное, чем краткий визит к Блэйни. Какими бы серьезными ни были подозрения в отношении Блэйни, Рикардс не мог пойти на риск и заработать жалобу наверх о том, что информация получена от несовершеннолетних без соблюдения должной процедуры. В то же время Блэйни имел право знать, что случилось с его картиной, и, если ему не сообщат из полиции, досужие языки не замедлят проинформировать его об этом. А главное, Рикардсу было важно увидеть выражение лица Блэйни, когда тот услышит и про изрезанную картину, и про убийство Хилари Робартс.
Он подумал, что ему редко приходилось видеть жилище более унылое, чем Скаддерс-коттедж. Сыпала мелкая морось, дом и запущенный цветник перед ним виднелись сквозь перламутровую сетку тумана, стиравшего очертания и цвета, так что все вокруг, казалось, слиплось в одну аморфную, сочащуюся влагой серую массу.
Оставив своего помощника, Гэри Прайса, в машине, Рикардс в сопровождении Олифанта прошел по заросшей сорняками дорожке к крыльцу. Звонка не было, но, когда Олифант постучал металлическим дверным молотком в дверь, она почти сразу открылась. Перед ними стоял Райан Блэйни, высоченный — под два метра ростом, худой, с мутными, покрасневшими глазами, и смотрел на них пристально и неприязненно. Казалось, побледнела даже его рыжая шевелюpa, и Рикардс подумал, что, пожалуй, никогда не видел, чтобы человек, настолько изможденный, все еще мог держаться на ногах. Блэйни не пригласил их в дом, а Рикардс не попросил разрешения войти. Это вторжение лучше было отложить до того момента, когда с ними будет ПКЖ. Блэйни мог и подождать. Сейчас Рикардсу нужно было как можно скорее попасть на Ларксокенскую АЭС. Он сообщил Блэйни, что портрет Хилари Робартс был изрезан и обнаружен в Тимьян-коттедже, но о подробностях умолчал. Ответа не последовало. Тогда он спросил:
— Вы слышали, что я сказал, мистер Блэйни?
— Да, слышал. Я знал, что портрет исчез.
— Когда?
— Вчера вечером, примерно в девять сорок пять. Мисс Мэар за ним заезжала. Она собиралась ехать в Норидж сегодня утром и обещала его отвезти. Она вам сама скажет. А сейчас он где?
— У нас. То, что от него осталось. Он нам понадобится для судебной экспертизы. Мы, естественно, выдадим вам квитанцию.
— А толку-то что? Можете себе оставить — и картину, и квитанцию вашу. Вы говорите, ее на куски изрезали?
— Не на куски. Там два аккуратных надреза. Может быть, еще удастся исправить. Мы привезем портрет с собой, когда опять к вам приедем, чтобы вы могли его опознать.
— Я не хочу его видеть. Можете оставить его себе.
— Нам нужно, чтобы вы его опознали, мистер Блэйни. Но давайте поговорим об этом позже, когда мы снова к вам приедем. Когда, кстати, вы видели портрет в последний раз?
— В четверг вечером, когда упаковал его и оставил в сарае, где работаю. С тех пор я там не был. Пусть Элис Мэар или Адам Дэлглиш его опознают. Они оба его видели.
— Вы хотите сказать, что знаете, кто это сделал?
Ответом снова было молчание. Рикардс нарушил его, сказав:
— Мы будем у вас во второй половине дня, возможно, между четырьмя и пятью, если вам удобно. И нам придется побеседовать с детьми. С нами будет ПКЖ. Дети ведь сейчас в школе, наверное?
— Двойняшки в дневной группе, а Тереза дома. Она неважно себя чувствует. Слушайте, чего вы так беспокоитесь о порезанном портрете? С каких это пор полиция интересуется картинами?
— Мы интересуемся преступным нанесением ущерба. Но это еще не все. Я должен вам сообщить, что вчера вечером была убита Хилари Робартс.
Произнося это, Рикардс пристально вглядывался в лицо Блэйни. Наступил момент разоблачения, возможно, момент истины. Не было сомнения, что Блэйни, услышав эту новость, не сможет скрыть своих чувств: потрясения, страха, удивления, истинного или притворного. Вместо этого он спокойно сказал:
— Об этом вы мне тоже могли не говорить. Я уже знаю. Джордж Джаго, из «Нашего героя», звонил мне сегодня рано утром.
Ах вот как, подумал Рикардс и мысленно включил Джорджа Джаго в список тех, кого нужно допросить как можно скорее.
— Что, Тереза во второй половине дня будет дома? — спросил он. — Здоровье позволит ей поговорить с нами?
— Она будет дома. И здоровье ей позволит.
Он решительно захлопнул перед ними дверь.
— Бог знает, зачем Робартс вообще понадобилось покупать эту развалюху, — заметил Олифант. — Купила, сдала, а потом принялась выживать его с ребятишками из дома. Сколько месяцев воевала с ним. В Лидсетте все возмущались, да и на мысу тоже.