Когда истекли добровольно назначенные десять дней отдыха и настала пора приниматься за поиски работы, мать и дочь решили не обращаться в Центр занятости на Лиссон-гроув, этот пугающий пережиток бюрократии, а предпочли рыться в вечерних газетах и читать объявления у печатных киосков. Так они узнали, что в забегаловке «Камбала у Сида» в районе Кильбурн-Хайроуд не хватает судомоек и официанток. Автор объявления, пришпиленного к доске у канцелярского магазинчика на Эджвер-роуд, любезно разъяснял, как туда добраться: «шестнадцатым автобусом до Кембридж-авеню», а также заранее сообщал размер оплаты: один фунт в час плюс питание. Женщины рассудили, что, работая по шесть часов в день с двумя выходными в неделю, легко покроют свои расходы. К тому же не мешает иногда посидеть на рыбной диете.
В закусочной подавали именно рыбу с жареным картофелем, но, к счастью, пахло там достаточно свежо. Хозяин, которого Филиппа рисовала себе смуглым неряшливым коротышкой, на деле оказался румяным блондином и вдобавок боксером-любителем. Он лично работал за стойкой, одновременно управляя двумя главными процессами, составляющими славу его заведения: с грохотом захлопывал крышку жаровни с рыбой, плюхал проволочные корзины с картофельными ломтиками в шипящее масло, зубоскалил с посетителями, заворачивая им еду в пергаментную бумагу и газетные листы, покрикивал на персонал, с размаху шлепал еду по тарелкам и торопливо вручал их официанткам, которые попеременно просовывали головы в окошко и выкрикивали заказы. Ни Силни прочие работники явно не замечали беспрестанного оглушительного шума вокруг себя, и Филиппа заподозрила, что в «Камбалу» приходят люди с исключительно крепкими нервами, чего не скажешь об их желудках. Судомойки по очереди исполняли роль официанток — вернее, хватали тарелки с раздачи и со стуком опускали их на огнеупорные столы. Однако это было приятнее, чем мыть посуду, ибо приносило еще и чаевые. Большинство посетителей непременно что-нибудь оставляли, а кроме того, по словам хозяина, всегда можно было надеяться на «нечаянную щедрость» со стороны забывчивого клиента или недавно прибывшего эмигранта, плохо знающего местную валюту. Столь гибкое использование женской силы, избавлявшее владельца от хлопот по найму двух разных типов работниц, Сид называл «жить одной большой семьей».
Филиппу и ее мать хозяин взял на службу с готовностью. Если он и удивился, что же могло вынудить образованных дамочек искать места в таком заведении, как его закусочная, то ловко не подал виду. Девушку вполне устраивало новое место, где можно было не бояться встречи с кем-нибудь из прошлой жизни, а главное, лишних вопросов. Правда, насчет последнего она заблуждалась: вопросами ее прямо-таки засыпали. К счастью, никого не заботила правдивость ответов.
По вечерам постоянно работали три судомойки: Черная Ширл, Марлен и Дебби. Окрашенные в ярко-рыжий цвет волосы Марлен торчали сосульками в разные стороны; казалось, она сама выстригала их портняжными ножницами. На щеках красовалось по сочному свекольно-красному кругу. Филиппа с облегчением заметила, что ее товарка по крайней мере не удосужилась проткнуть себе уши. Предплечье женщины покрывала татуировка: переплетенные сердца, пронзенные одной стрелой, и галеон шестнадцатого века под полными парусами. Дебби обожала вытирать за ней тарелки, лишь бы в очередной раз увидеть, как величавый корабль ныряет в густую пену и вновь появляется на свет.
— Затопи его, а? Ну давай, Марл, затопи! — упрашивала она.
Марлен с гордостью погружала руки в моющий раствор, и Дебби восхищенно смотрела, как радужные пузырьки бушуют вокруг маленького судна.
В сырой, кое-как оборудованной кухне женщины работали парами. Они трещали без умолку, чаще всего — про вчерашние телешоу, своих дружков и магазины Уэст-Энда; проявляли склонность к резким перепадам настроения и пугающим вспышкам гнева; постоянно увольнялись, дабы доказать свою жалкую, тщательно оберегаемую, хотя и мнимую независимость; перемывали Сиду косточки за спиной, при нем же — то скисали, то напропалую кокетничали; особенно им нравилось обсуждать его якобы богатую приключениями личную жизнь — долго и со смакованием подробностей чисто анатомического характера. Впрочем, Филиппа ясно видела: владелец забегаловки занят прежде всего выколачиванием доходов из рыбного заведения, в то время как остаток сил уходит на боксерские схватки, воспитание любимой борзой и удовлетворение капризов своей второй половины. Разряженная, как новогодняя елка, жена хозяина показывалась в забегаловке мимоходом, зато каждый день — видимо, только для того, чтобы напомнить супругу и предупредить возможных соперниц о собственном существовании. Бедняга Сид! Несдобровать бы ему, наберись рабыни здравого смысла, чтобы сплотиться против тирана. Однако дамочки и так уже изворотливо боролись с его скупостью своими методами. К примеру, потихоньку воровали хлеб, масло, сахар и чай из кладовых запасов. Хозяин догадывался, но молчал. Возможно, обе стороны считали, что так и положено. А вот ящик с выручкой охранялся как зеница ока: с деньгами Сид не шутил.
Дебби напоминала Филиппе беглую беспризорницу. На первый взгляд жизнь с каждой секундой уходила по капле из-под ее бледной, прозрачной кожи; кончики пальцев и носа алели, беспокойные глаза утопали в красных лужицах, и даже мочки ушей — неровные, словно их надкусали, — казалось, в любую минуту были готовы брызнуть кровью. Говорила она только шепотом, по кухне передвигалась украдкой и то и дело бессмысленно улыбалась. А между тем именно Дебби носила в себе самый мощный заряд злости. Как-то раз, работая рядом с Филиппой, Черная Ширл по секрету поведала:
— Знаешь, она прирезала маму в двенадцать лет.
— Ты хочешь сказать, убила?
— Ага, типа того. За это ее спихнули в приют. Но девчонка ничего, пока не сцепится со своим хахалем.
— Хочешь сказать, она и его зарежет? Товарка разразилась хохотом:
— Да не, затрахает! Жуткая она, подруга, клянусь, чем хочешь, просто кошмар!
Механически принимая тарелку за тарелкой из рук Ширл, девушка задумалась о своем отце. Подвернись ему тогда такая вот Дебби, а не Джули Скейс, — и папа остался бы жив. Ни изнасилования, ни убийства, ни удочерения. Единственное, над чем ему пришлось бы ломать голову: как отвязаться от маленькой прилипалы, чтобы не возвращалась? Хотя десять шиллингов и пакет со сладостями наверняка уладили бы дело. Но Мартину не повезло. Ему повстречалась Джули Скейс — невинная, глупая и оттого опасная.
Судомойки поглядывали на Мэри Дактон с настороженным почтением: то ли уважали возраст, а то ли чуяли скрытую под маской хладнокровия силу. В отличие от Филиппы мать ничуть не пугалась при виде бессмысленных вспышек насилия. Однажды, когда бледная Дебби, отмыв разделочный нож, внезапно приставила острие к горлу Марлен, Мэри урезонила бунтарку, даже не повысив голоса. Сказала только: «Дай его сюда», и все закончилось.
Любопытство товарок не знало границ. Как-то вечером, когда мать ушла обслуживать столики, Марлен вдруг выдала:
— Она у тебя из психушки? Ну, то есть в больнице для помешанных лежала?
— Лежала, да. А почему ты спрашиваешь?