– А спина? – спросила Римма.
– Какая спина… – отмахнулась Надежда Николаевна. – Надо разобраться с почкой.
– У меня рак? – догадалась Римма.
Надежда Николаевна молчала. Шумно дышала носом. Потом сказала:
– Операция покажет. Нужна операция. Сегодня мы переведем вас в онкологию. Через пару дней прооперируем.
– Я не могу. Мне надо домой, – заволновалась Римма. – У меня дела.
– Ваши дела – это жизнь или смерть. Сначала операция, потом – дела.
Врач вышла из палаты. У нее было много других больных.
Римма сидела на кровати и смотрела в свои колени. Она всегда понимала, что когда-нибудь смерть явится за ней, но не ожидала, что так скоро и так внезапно.
Что теперь будет с Кокой? У него нет близких, кроме матери. Его засунут в специализированный интернат, и там он быстро умрет от хамства и равнодушия, от безобразной еды и воды, от одиночества и сиротства.
Римма сидела долго, собирала волю в один комок. Потом взяла мобильный телефон, набрала Женьку. Он снял трубку. Судя по голосу, был занят. Римма его чувствовала.
– Я на секунду, – сказала Римма. – Ты не мог бы переехать ко мне на две недели? Пожить с Кокой…
– Не вопрос. Когда?
– Сегодня.
– Не вопрос. А вы?
– Я вернусь через две недели.
– Откуда?
– Какая разница.
– У вас роман?
– Почти, – сказала Римма.
У нее был роман со смертью.
Через два дня сделали операцию.
Римма очнулась в реанимации вся в каких-то трубках и проводах. Ей было так плохо, что она не вспомнила о Коке. Единственное желание – не чувствовать ничего, потому что каждый вдох – мучение. Физическая боль выпивает все силы. Приходила медсестра, делала уколы. Римма забывалась на какое-то время. Потом все сначала. Караул…
Дни шли один за другим, наполненные тошнотворным бессилием. Потом боль немножко отступила, и тогда из подсознания вылез Кока. Как он там?
Римма достала из-под подушки телефон и набрала меня.
– Ты меня слышишь? – проверила Римма слабым голосом.
– Слышу! Как дела? – заорала я.
– Сходи к Коке. Посмотри, как он там… Потом позвони мне.
– Я заеду к тебе в больницу!
– Не надо, – отказалась Римма. – Я никого не могу видеть. Просто зайди к Коке и позвони.
Я приехала в час дня.
Моим глазам открылась батарея бутылок в прихожей. Грохотала музыка. Высокая девушка в шортах красиво двигалась по квартире с мусорным ведром и шваброй. Прибиралась.
Из глубины квартиры вышел Кока с бутылкой пива. Возле него – еще одна девушка, очень милая. Ее тонкая рука отдыхала на плече Коки.
Кока улыбался во весь рот. Он как будто поправился или отек от пива. Вид у него был совершенно счастливый.
Женька тоже был дома. Он спал на диване в одежде. Видимо, не раздевался с вечера. Как упал на диван, так и заснул. Следов наркоты не было, и то слава богу. Коке только наркоты не хватает, а так всё есть.
Я бесцеремонно растолкала Женьку и сказала:
– Вы что, с ума сошли? Дауна спаивать. У него нет фермента, который расщепляет алкоголь.
– Откуда вы знаете? – вежливо поинтересовался Женька.
– У чукчей нет. Они сразу спиваются.
– Даун не чукча, это раз. Во-вторых, я не даю ему крепких напитков, только пиво. А вы кто?
– Родственница, – наврала я.
– Оставайтесь, если хотите, – предложил Женька. – Будете осуществлять контроль.
– Я не останусь в этом бардаке.
– Вы ошибаетесь. У нас не бардак. У нас компания. Я так живу. Я не могу находиться один без друзей.
– А девицы – тоже друзья? – не поверила я.
– Студентки с актерского факультета. А вы что подумали?
Открылась входная дверь, и вошел красавец. В его руках были пакеты с пивом, хлебом и колбасой.
– Диляр! – обрадовалась девушка Коки. – Ты пепси принес?
– Само собой, – ответил Диляр.
– А водку взял? – спросил Женька. – «Пять вечеров»…
– «Пять вечеров» не было, я взял «Пять озер». Он поставил пакеты на пол и увидел меня.
– Здравствуйте, я Диляр, – представился он.
– А что это за имя? – поинтересовалась я.
– Таджикское имя. Я таджик.
– Вы приезжий? – Не хватало здесь гастарбайтеров.
– Нет. Я москвич. Я учусь на операторском факультете.
Это был цивилизованный таджик. И девушки воспитанные, из хороших семей. Ничего не скажешь. Молодые люди наслаждались молодостью, свободой и предоставленным помещением (хатой). Однако для Коки вся эта обстановка – большая нагрузка. Он ничего такого не знал. Он жил в стерильной обстановке, и как оно скажется…
– Вы хотите, чтобы мы ушли? – спросил Женька.
Если они уйдут, значит, я должна остаться с Кокой. А мне надо вернуться домой и обслуживать беременную дочь. К тому же я не переношу ограничения свободы. Я не могла бы сидеть в тюрьме, например.
– Оставайтесь, – сказала я. – Только не давайте Константину водку.
– Константин, это кто? – не понял Диляр.
– Кока, – объяснил Женька.
– А-а… А он и не пьет водку. Ему не вкусно. Он только пиво пьет.
Кока ходил в одних трусах, довольный жизнью. Ему тоже нравилось быть в компании. Он не стеснялся своего тела, слегка бабьего, с толстыми ляжками. Молодежь воспринимала его доброжелательно и даже нежно, как больного породистого пса: кормили, гладили, не обижали насмешками. Он был равный среди равных, просто немножко другой.
– Если будете курить, проветривайте, – предупредила я.
– А мы не курим, – сказала девушка с ведром. – Это сейчас не модно. Вред здоровью. Те, кто курят, – неудачники.
Я посмотрела на девушку. Ноги, как у модели. Волосы шелковые и промытые. Смотрит скромно, но с достоинством. Знает себе цену.
Обычно пожилые люди брюзжат на молодежь. Срабатывает зависть. «Зима не даром злится, прошла ее пора». А я люблю молодых. Они красивые. У них большое будущее. А у стариков – маленькое. А у Риммы – его вообще нет.
Я позвонила Римме в больницу и сказала:
– Всё в порядке.
Я не хотела ее расстраивать или пугать. Но мне было понятно: на Женьку оставлять Коку нельзя. Женька слишком занят своей жизнью, чтобы отвлекаться на чужую. Кока будет болтаться у него под ногами, и Женька привыкнет его отфутболивать, чтобы не мешал.