– Не переживай. Просто позволь мне это сделать!
– Витя, может, ты не понимаешь, так вот – спать я с тобой не буду!
Он расхохотался:
– Спокойно, Маша, я Дубровский! Я и не рассчитывал на благодарность! А деньги все равно бы спустил на девушек или выпивку!
Маша не понимает, что он рад помочь ей, рад оказаться полезным, рад распорядиться своими деньгами со смыслом, на благое дело; возможно, это радость богатого человека, имеющего некоторые комплексы в отношении нажитого богатства (ибо нажил он его не каким-то особенным умом или талантом, а обычным «купи-продай», там купил, тут удачно продал, а что – ведь и дед его, и прадед были из купеческого сословия, чего ж стыдиться?). В глубине души Лопатин испытывал смутную тоску, сравнивая себя с Басмановыми. Скажете, какие господа, какие купцы?! Завял тот вишневый сад лет сто назад, и ничего от прошлого мира не осталось, а купцы сейчас и есть настоящие хозяева жизни, все так, но… Иные понятия в сознании людей устойчивы, как архетипы, как корни деревьев того самого вишневого невырубаемого сада… И что-то лишает Лопатина покоя, не позволяет ему уйти в сытое довольство хозяина сегодняшней жизни. «Они – аристократы, а ты – купчишка!» Вот что не дает ему покоя, но в этом Лопатин боится признаться даже самому себе.
– Странный ты человек! – усмехнулась Маша. – А впрочем… Я не стану отказываться от твоей помощи. У меня и выбора нет.
– За будущий театр! – Лопатин поднял вверх бокал с шампанским. – Кстати, когда я смогу встретиться с этим Палычем?
* * *
Климов спешил в Березовку, где Татьяна решила отпраздновать свой день рождения. Собственно, гости были приглашены в дом на завтра, но Полина предложила ему приехать накануне, не дожидаясь остальных. Он с готовностью согласился – возможность провести ночь в пустом доме вдвоем с любимой женщиной наполняла его радостью, которая озарила особенным светом этот унылый осенний день. Всю дорогу Климов гнал машину как сумасшедший, однако на берегу реки остановился и вышел, чтобы покурить.
Уже стемнело. Противоположный берег сиял огнями. Было довольно холодно, и он быстро озяб. Сигарета гасла на ветру. Он подумал о Полине, и его вдруг пронзило ощущение счастья. До озноба, до физической боли…
Дверь в доме оказалась открытой. Климов нашел Полину сидящей в кресле у незажженного камина. Неслышно подкравшись, он обнял ее.
– Ты совсем замерзла, руки холодные! Почему не разожгла камин?
Она молчала.
– Да что с тобой? Что-то случилось?
Климов внимательно вгляделся в ее лицо – бледная, осунувшаяся.
Полина как-то нервно рассмеялась:
– Ничего особенного, кроме того, что иногда случается с женщиной, если она спит с мужчиной! Я беременна.
Климов смотрел на Полину, еще не вполне понимая смысл произнесенных ею слов. Она не отказала себе в удовольствии поддеть его, с вызовом заявив:
– У тебя сейчас ужасно глупое лицо!
Климов кивнул, мол, да, ничего удивительного. Он действительно растерялся. Что он знал о детях до сегодняшнего дня? Так, не особенно много – забавные, бессмысленные существа с другой планеты. Определенно себя в роли отца он никогда не представлял.
– Позволь спросить – это точно?
– Абсолютно! – хмыкнула Полина. – Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
– Понятно, – сказал он, чтобы хоть что-то сказать. А чтобы хоть что-то сделать, принялся разжигать камин.
– Чем ты занимаешься? – с негодованием спросила она.
– Развожу огонь.
– По-твоему, подходящее время?
– Ну не мерзнуть же нам!
– Ты можешь хоть раз в жизни быть серьезным?!
– Могу. Тем более что я уже закончил. Сейчас будет тепло.
Он сел в кресло рядом с Полиной. Вопросительно уставился на нее, словно ожидая подробностей. Полина молчала – какие подробности?! Она не станет рассказывать ему, как долго не могла поверить в свою беременность, как обреченно, будто приговор, восприняла окончательное подтверждение врачей, как плакала в ванной, пустив воду, чтобы Данилов ничего не заподозрил, как хлопнулась в обморок на работе посреди торгового зала, как паршиво, до тошноты и изматывающей боли внутри, себя сейчас чувствует… Зачем ему об этом знать?
– Кстати, почему ты не спрашиваешь, кто отец ребенка?
– А есть варианты? Хорошо, я спрошу – кто этот счастливец?
– На девяносто девять процентов ты, Никита!
Он усмехнулся:
– А… Вот как… Хорошо. Неплохие ставки!
– Как ты можешь шутить сейчас?! – крикнула она. – Убирайся к чертовой матери! И затупи свое жало сарказма!
– Прости. – Он коснулся ее руки. – Я хочу, чтобы ты знала: мне все равно. Я уже мысленно дорисовал к девяноста девяти процентам еще один, такая вот арифметика.
– Это все? Нет, конечно, я понимаю, что для таких, как ты, в детях самое приятное – процесс их производства, но все же мог бы сказать что-нибудь… Вежливо-лживое!
– Не злись. Просто все это так… неожиданно.
– Ну да, разумеется! Кстати, ты выглядишь не слишком счастливым!
– Любимая, умоляю! Каким, по-твоему, я должен быть? Пускать слюни от счастья и захлебываться от восторга? Эмоциональность мне чужда в принципе, как ты знаешь!
– Знаю!
Полина взглянула на него едва ли не с ненавистью. Сам по себе факт беременности поверг ее в шок, и она никак не могла определить своего отношения к тому, что станет матерью. То вроде успокаивалась и находила в этом радость, то почему-то погружалась в отчаяние. Скорее всего, дело было в том, что беременность изрядно осложнила ее и без того нелегкое положение. Ведь теперь предстояло сделать окончательный выбор: муж или любовник. Естественно, у ребенка может быть только один отец!
– Я должен сказать, что счастлив? Конечно, счастлив.
Климов взял ее за руку. «Вот все и решилось, – подумал он, – и к лучшему, Полина поймет, что должна быть со мной, это главное, остальное – нюансы».
– Ты скажешь Данилову о нас?
– Да. Только не здесь, ладно? Не хочется портить Татьяне праздник нашей мелодрамой. И вообще… Я должна подготовиться…
Он пожал плечами:
– Поступай как знаешь!
Молчали, смотрели на огонь.
– Согрелась? – наконец спросил Климов.
Она кивнула и почему-то заплакала. Климов напоил Полину горячим чаем, закутал в плед и на руках отнес в ее комнату.
Они лежали обнявшись. Расслабленная и успокоенная его нежностью, Полина вдруг подумала, что в самом факте ее незапланированной беременности есть что-то таинственное и странное, будто специально подстроенное для того, чтобы она наконец сделала выбор. А как иначе объяснить, что, несмотря на все их меры предосторожности (осторожней можно было бы только заниматься любовью в скафандре!), один из миллиона сперматозоидов оказался пронырливым и достиг цели?! В том, что отец ребенка – Климов, есть какая-то логика судьбы.