– Поверь, я колебалась, прежде чем…
Он оборвал ее:
– Отвечай, да или нет?
– Ну, допустим, да, и что?
– Счастливо оставаться! – крикнул Саша и ушел, хлопнув дверью.
Маша заплакала.
В гостиную вбежала Татьяна:
– Маруся, что случилось? У калитки я столкнулась с Сашей, он едва не сбил меня с ног! Он, кажется, совершенно не в себе! Разговаривать не захотел и как угорелый помчался к станции.
Маша перешла на рыдания.
– Вы что, поссорились? – испугалась Татьяна.
– Хуже! – прорыдала Маша. – Кажется, мы только что… Расстались навсегда!
* * *
Смотря на сестру, Татьяна приходила в отчаяние – вид у Маши был безнадежно похоронным. Впрочем, и Полина выглядела не лучшим образом: еще в начале праздничного ужина она пожаловалась на плохое самочувствие и отказалась от еды и шампанского. Безмятежным и веселым был только Юра Клюквин, как всегда, пытавшийся всех развеселить. Однако вскоре общая меланхолия подействовала даже на него. Клюквин с печалью заключил, что они «скучные люди», и на пару с Лопатиным принялся искать истину на дне стакана.
Подключиться к их поискам собирался и Данилов, но Полина, выразительно посмотрев на мужа, попросила его не пить в этот вечер. Как ни странно, тот не стал возражать. После ночного дежурства в больнице он выглядел усталым и угрюмым, большей частью молчал, лишь иногда односложно отвечая на вопросы сестер.
Андрей тоже чувствовал усталость и был бы не прочь отправиться отдыхать, однако ему пришлось поддерживать беседу с Климовым, которого он давно не видел.
– Как наука, старик?
Климов улыбнулся:
– Да что сказать?! Как там у Чехова? «Ученые с сотворения мира думали-думали, но ничего умнее соленого огурца не придумали!» Вот тебе и наука!
– Это точно! – пьяненько икнул стремительно набиравший градусы Клюквин. – Самое умное изобретение – соленый огурец в комплекте с беленькой!
– Юра, может, хватит налегать на беленькую? – фыркнула Маша.
Вместо ответа Клюквин налил еще стопку.
– Может, пора подавать чай? – спросила Татьяна и тут же спохватилась: – Ах нет, пожалуй, еще рано.
– Хотите анекдот? – закричал Клюквин и быстро затараторил: – В психушку привозят очередного пациента, который гордо утверждает, что он Наполеон! Врачи смеются, мол, у нас все палаты забиты наполеонами под завязку. А тот им с достоинством говорит, что он особенный! «Я – торт «Наполеон»!»
– У нас тут тоже целая кондитерская! – рассмеялась Маша. – И все – особенные торты «Наполеоны»!
– Кстати, куда подевалась твоя жена? – Климов обратился к Андрею, неожиданно вспомнив про Лену. – Вроде днем я ее тут видел.
– Ага! – взревела Маша. – Так, значит, Лена была здесь?
– Видимо, она уехала в город! – растерянно ответил Андрей.
– Так вот кто рассказал Саше! – с отчаянием крикнула Маша.
Андрей пожал плечами:
– Извини, я не понимаю, о чем ты!
Маша махнула рукой:
– Тебе, Андрюша, и не надо понимать! И вообще, теперь это неважно…
Татьяна тихо спросила Машу:
– Может, он вернется?
– Ты его плохо знаешь! – горько усмехнулась та.
– Думаешь, это Лена ему наболтала? – спросила Татьяна.
Маша убежденно ответила:
– А кто еще? Она никогда не упустит возможности насолить мне!
– Нужно поговорить с Сашей, все ему объяснить! – предложила старшая сестра.
– А почему, собственно, я должна в чем-то оправдываться? – вспылила Маша. – Если он так легко, с ходу поверил в россказни Лены, то… Значит, нет ни любви, ни веры!
Татьяна вздохнула:
– Маруся, ты излишне категорична!
Маша промолчала.
– Давайте выпьем за именинницу! – предложил Климов.
Татьяна смущенно потупилась.
Климов продолжил:
– Кто-то сказал, что называться Татьяной – уже поступок! Также мужественным поступком я считаю ум и красоту нашей именинницы!
Татьяна окончательно смутилась:
– Ой, Никита, перестань! Ты любишь ввернуть что-нибудь этакое…
– За мужественных, прекрасных и умных женщин! – подытожил Климов и поцеловал имениннице руку.
Застолье было в самом разгаре, когда Полина встала из-за стола и вышла из комнаты. Татьяна поспешила вслед за ней.
– Что с тобой? Нездоровится?
– Пустяки! – натянуто улыбнулась Полина. – Немного болит голова. Пройдет. Иди к гостям, Таня, я тоже скоро приду.
Татьяна вернулась в гостиную. Застолье продолжалось – внесли праздничный торт, зажгли свечи.
– Танечка, а я сегодня видела Хреныча! – сообщила Маша, разливая чай. – Совсем стал старенький! Просил тебя поздравить!
Татьяна грустно кивнула. Какая-то печаль была в сегодняшнем осеннем вечере. И праздник не задался с самого начала. Завтра они вернутся в город и теперь уже до лета не приедут в Березовку.
– Почему именинница сегодня такая грустная? – Климов наклонился к Татьяне. – Выпьем за исполнение желаний! Чего ты, кстати, желаешь?
Татьяна растерялась:
– Право, не знаю! Боюсь, я сама себя не понимаю. Выходит прямо как у Салтыкова-Щедрина: «Чего-то хочется, не пойму чего… То ли конституции, то ли севрюжины с хреном». Да, желания мои неопределенны и хотя бы в силу этого – невыполнимы. Впрочем, тост поддержу! – Она подняла бокал. – За все неслучившееся!
Татьяна попыталась улыбнуться, но почему-то заплакала. Ей стало неловко за свои слезы. Она поспешно встала из-за стола, пояснив, что проведает Полину.
Татьяна нашла сестру лежащей без сознания на кровати и от ужаса закричала, зовя на помощь. Первыми в комнату вбежали Климов с Даниловым. Оба бросились к Полине.
– Что с ней? – крикнул Данилов.
– Я не знаю! – Татьяна разрыдалась.
Климов попытался приподнять Полину.
Данилов бросился к нему:
– Не трогай ее!
– Иван, уйди! – попросил Климов. – Ей надо в больницу!
– Я врач! Я сам помогу! – отрезал Данилов.
От ярости Никита побелел:
– Не путайся у меня под ногами!
Татьяна вцепилась в Климова:
– Никита, не надо! Сейчас не время!
– Выйдите вон, я должен ее осмотреть! – отрывисто бросил Данилов.
Когда они вышли в коридор, Климов схватил Татьяну за руку: