– Чую я, духом русским в лесу у нас запахло! Никак мясцо свежее само ко мне в котел заявилося?!
– Оно самое! Топи печь, наливай воду! – ответил ведун, направляясь к избе.
– Ой, позову на пир славный Кощея, друга свого милого! Карачуна-холодрыжника! Вия-проказника! – радовалась, приплясывая, старуха.
Олег начал подниматься по лестнице. Ведьма отскочила в дом и, когда ведун ступил через порог, притопывала уже у дальней стены.
– Иди сюда, добрый молодец! У меня тут и котел для тебя имеется, и очаг жаркий.
Молодой человек неуверенно вытянул меч. Все происходящее казалось ему странным, неестественным, глупым. Что за черепа у дороги? Зачем скелеты? Столько возни, а для чего – непонятно? Никто из чародеев никогда вокруг собственного дома такой мерзости не устраивал. Да и людей никто из них на его памяти не жрал. Разве только Сирень. Да и то не сама, а стаю кормила. И скелеты потом из обглоданных костей не собирала. Что за безумная блажь – скелеты у порога раскладывать, пусть даже ты ими кофе закусывал? Стены избы разукрашены дохлыми змеями и бессмысленными вениками, засушенными неправильно и вперемешку, растения от разных болезней в одной связке, летучая мышь под потолком, жабы давленые. Циновка на полу пыльная. По ней что, никогда не ходят? Не ходят и не вытряхивают?
Он присел, толкнул меч под переплетенные камышины, приподнял и отодвинул подстилку.
«А-а-а, так вот почему у меня крест не греется! Никакой магии, обычная ловчая яма для того, кто на тебя бросится».
Прямоугольный люк в полу был перекрыт тонкими ивовыми палочками. Рогожу, кота, собаку или брошенный на пол горшок выдержат легко, а под человеком провалятся.
– Закружу, завою! Призову леших лесных, кощеев земных, змеев небесных!
– Заканчивай этот цирк. – Середин опустил меч. – Ты такая же ведьма, как я балерина. Давай рассказывай, что тут за балаган? Ты не колдунья, скелеты не поеденные, дом не жилой.
– Почему не жилой? – нормальным голосом заговорила старуха, распрямилась, с облегчением развела плечи. – Я там на задах сколько живу, не жалуюсь. А сие местечко токмо для дурачков приготовлено, кои тварь лесную порубать захотят. Людишки-то ведь всякие забредают. Кто случайно – так те, черепа увидев, враз отворачивают. Кто дурнее, те от скелетов бегут. Самые храбрые, что сражаться являются, те сюда, в яму, отправляются. Колышки внизу острые, крепкие. С ними не побалуешь.
Загадки стремительно раскрывались, парадоксы рассыпались в прах. Оставался только один вопрос:
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Так ведь ты, добрый молодец, не токмо смелый, ты еще и умный, – захихикала старуха. – Тебя по старинке убивать придется, без хитростей.
– Бубен! – осенило Олега. – Ты подала сигнал!
– Один удар, – подняла она палец. – Один человек. Не мне же вас, касатиков, из ямы вытаскивать? С кольев тела-то сдирать ой как тяжко. Палки меж ребрами застревают, дергаешь, дергаешь…
Слушать дальше ведун не стал. И так понятно, что старуха его забалтывает. Он выскочил из двери, спустился по лесенке – и едва не пропустил удар копья из-под избушки между перекладинами. Спасло только чудо. Или, вернее, настороженность. Он ожидал подвоха и успел отпрыгнуть, едва услышал сзади резкий выдох.
Слуги лжеведьмы быстро высыпали на поляну, перекрывая ему путь к лошадям. Все в возрасте, бородатые, вооружены неплохо: пики, мечи на поясах, у двоих топорики. Но все четверо без доспехов и одеты кто во что горазд. Один в бархате, другой в коже, двое в атласных рубахах. Так что ответ начал наконец-то более-менее вырисовываться. Шпана. Тати-душегубы.
Над головой послышался шорох – бабка вылезла из избы и села на приступке, к которой была прислонена лестница, свесив ноги.
– Ну ладно, смертнички! – Олег, разминая руку, пару раз провернул в воздухе меч. – Начнем, что ли?
И тут вдруг грудь нестерпимо скрутило болью, дыхание рвануло наружу, в глазах помутилось, и он увидел парня в аляповатом пиджаке на голом торсе. Парень протянул руку, схватил его пальцами за подбородок, больно вжимая пальцами щеки, грозно спросил, подтягивая ближе:
– Чё такое, лярва?
Олег пришлепнул его запястье левой рукой, быстро поворачиваясь вправо. Вскинутый им локоть попал парню в глаз, а всем весом Середин свалился на его вывернутый локоть, укладывая на пол. Не давая опомниться, он быстро перехватил правой рукой чужую кисть, пригнул к запястью и нажал изо всех сил. Парень завизжал так, что заложило в ушах, и ведун его отпустил – все равно на ближайшую неделю хам останется одноруким. Выпрямился, окидывая взглядом остальных. Те предпочли попятиться и…
…ведун пришел в себя, лежа на земле, лицом в пыли. Ведьмины разбойники безмятежно прохаживались, беседуя о достоинствах полоцкой солонины. Старуха, спустившись с лестницы, сунула одному ведро:
– Воды принеси, Крикун!
– Да, мама, – послушался тать.
– Мама? – Олег попытался подняться и тут же получил болезненный удар по голове.
Упал, и в волосы впились чьи-то пальцы, дернули вверх, выворачивая шею.
– Очнулся, убогий? – Возле него присел кареглазый тать с короткой, любовно вычесанной бородой. Кожаный жилет, два косаря [10] на поясе, бархатные штаны. В правой руке разбойник держал его, ведунский, меч. – Чего тя понесло-то к нам? Теперь не обижайся.
Олег обижаться не стал. Он громко застонал, приподнимаясь еще выше, медленно оторвал ладонь от земли – и тут же стремительно ударил татя указательным пальцем в глаз. Выдернул у него из-за пояса нож, вогнал в горло, вскочил, выхватывая из слабеющей руки свой клинок, с ходу рубанул им поперек лица душегуба с ведром, повернулся к любителям солонины. Те, не растерявшись, тут же опустили пики, ринулись вперед, целясь Олегу в живот. Тот еле успел подхватить кадку для воды, поймал в нее острие, резко поднял, поднырнул под древки.
Чем это кончается для копейщиков, разбойники понимали, а потому стремительно отпрянули. Один, пятясь, споткнулся о корень, опрокинулся на спину – тут же получил укол в живот. Второй, пользуясь мгновением передышки, отдернул свое оружие и снова ринулся вперед. Теперь попятился ведун…
– А-а-а!!! – напрыгнула ему на спину старуха, вцепилась ногтями в лицо, закрывая глаза.
Олег резко повернулся, ощутил толчок, пробежал несколько шагов вперед, повернулся, с разгону врезаясь ведьмой в одну из «куриных ножек». Хватка ослабла, старуха упала под дом, Середин выскочил обратно на открытое место, пока не накололи в тесноте копьем, как жука на булавку. Последний из разбойников стоял посреди поляны, с явным недоумением смотря то на свою пику, то на мертвую старуху. Похоже, он был самым молодым из четверых душегубов – бородка и усы уж очень хиленькие, а сиреневая атласная рубаха и красные сапоги больно яркие. И морда вся в саже – следить за собой не научился…