Чувствуя, как меня просто распирает от желания поведать кому-нибудь о наболевшем, я заговорила. И рассказала старухе все, начиная с того самого дня, когда папенька поставил меня перед фактом моей скорой кончины, ой, то есть замужества! Как сбежала из дома Феникса, как встретила Ника, как искали кольцо, как… Про сомнения и страхи я тоже рассказала. Утаила только вчерашний полусон-полуявь. Ну а правда, зачем еще больше нагнетать обстановку?
Когда я замолчала, старуха только цокнула языком, развернулась и направилась к взмывающим в вечернее небо башням дворца.
Я беспомощно посмотрела ей вслед и взглянула на Змея. Тот лишь развел руками. Но вдруг старуха остановилась и обернулась.
— Вы что, так и будете там стоять? Предупреждаю, скоро пойдет с обходом стража. К тому же до обряда осталось совсем немного времени.
— Вы нам поможете? — Не веря своим глазам и ушам, я кинулась к ней. Змей не отставал.
— Я подумаю над этим… — хмыкнула Аглай-бабай, и мне показалось, что в уголках ее совсем не старых глаз спряталась улыбка.
Высоченные, искрящиеся золотом, будто в них спрятаны лучи полуденного солнца, дворцовые стены встретили нас на удивление радушно. Мне даже показалось, что я попала на какое-то празднество! Впрочем, так оно и было. Десятки, даже сотни богато одетых мужчин и женщин. Столы с яствами. Фонтаны. И даже диковинные птицы с настоящей, таившейся в их богатых хвостах радугой. А вокруг гостей такими же нарядными птицами кружились танцовщицы, тряся обнаженными животами.
Боже, да батюшку бы удар хватил, если бы он увидел такое изобилие! Что там наши балы! Десятка три матрон да бояр, десять боярских да купеческих дочек и пять парней нарасхват. Бывало, что особо нервные девицы, в основном те, кто весь вечер просидел в ожидании танца на скамейке запасных, устраивали темную своим более везучим подругам и уходили с победным призом в виде косы или того, что от нее в результате драки досталось.
Эх… Я даже тоскливо вздохнула. Дом, милый дом! Как бы я хотела там поскорее оказаться!
— Аглай-ханум? — К нам спешили трое узкоглазых молодцов, затянутых в такую же, как у нас, маскировочную форму. На нас они даже не взглянули. Только коротко кивнули.
— Да, Ибрис-бей, уже почти все готово. — Старуха остановилась. — Еще что-то?
— Вас искала принцесса, — шагнул вперед один.
— Я и так к ней иду, — с достоинством кивнула та и направилась в центр зала, к уходившей наверх винтовой лестнице.
Не знаю, как Змей, а я почувствовала себя неуютно под пронизывающими взглядами стражей нинь-дзя и, не прощаясь, поспешила за старухой. Следом послышалась тяжелая поступь Змея.
Видимо, мы не представляли для стражей никакого интереса, а может, было совершенно нереально заподозрить заговор в тщательно охраняемом дворце, но нас больше никто не остановил. Даже когда мы проходили по лестнице мимо стражей. На этот раз они были одеты в привычные кожаные доспехи, такие же, что я видела на стражах в городе и на байге.
Хм, а неплохая у шаха охрана во дворце! Пока мы миновали лестницу и длинный коридор, я насчитала еще два поста по три человека, и еще двое стражников изображали статуи у расписанной чудными узорами широкой двери, но едва мы остановились перед дверью, как «статуи» с лязгом скрестили перед нами копья.
— Вы чего, батыры? — Аглай-бабай-ханум так зыркнула на каждого из них, что копья поспешно вернулись в вертикальное положение.
Только один из батыров все-таки изъявил свои претензии:
— Гарем!
— Тоже мне, открыл Багдад! Я здесь восемьдесят лет живу! — раздраженно дернула плечом завербованная нами старуха. — Еще открытия?
— Стражи нинь-дзя… — подал голос второй.
— Я знаю. Они со мной. Еще вопросы? — Ханум терпеливо смерила их взглядом, но вопросов не последовало.
Батыры пришли к выводу, что связываться с этой фурией — себе дороже, и снова решили изобразить статуи. Такое решение ханум понравилось. Она кивнула и, открыв дверь, первыми пропустила нас в гарем.
Эх… От увиденного завистью сжало сердце. Какой же это гарем?! Это целый город!
Проще сказать — мы попали в город-сад. Под ногами ковры, по бокам заросшие травой дорожки, вдоль которых росли цветущие и плодоносящие невысокие деревья. А над головой самый настоящий купол неба. И теплый, напоенный солнцем воздух. А в центре огромная чаша, заполненная прозрачной водой. Я даже заглянула внутрь и ни капельки не удивилась, увидев плавающих там золотистых карпов и дрейфующие по водной глади белоснежные цветы.
За водоемом, спрятанные в деревьях, стояли несколько цветастых шатров, освещенных изнутри слабым светом. К сожалению, шатры были непрозрачными, и узнать, находятся ли в них их обитательницы, я не смогла.
Несмотря на сгущающиеся сумерки, здесь было светло. К тому же в верхушках деревьев, как светлячки, загорались крошечные светильники, освещая нам путь. Впрочем, Аглай-бабай и так знала, куда идти, и наконец, недолго поблуждав по этому странному, живущему своей жизнью мирку, мы вышли к обособленно стоявшему белому шатру.
— Значит, так. — Прежде чем шагнуть внутрь, она развернулась к нам. — Заходишь ты, девка, и говоришь все что бог на душу положит! Отдаст Яллар тебе суженого — забирай. Нет — уходи и забудь о нем!
— Но… Он ее не любит! — попыталась возразить я. Ничего себе — выбор!
— Не любит — полюбит. К обряду уже все готово!
— Но… так нечестно! — Я бросила взгляд на Змея. На бабку. На белесый полог, за которым виднелись два силуэта. — А если она его не отдаст? Девка с рождения не видела ни одного мужика, а тут такой красавец на подносе!
— Значит, так тому и быть! — отрезала ханум. — Я даю тебе шанс. Разве этого мало? Не отпустит Яллар твоего полюбовника — извини! Но счастье принцессы для меня — главнее всего, и уж конечно главнее тебя!
Ясно.
Понятно.
Теперь все зависит от меня.
Отлично!
Я глубоко вздохнула, откинула полог и шагнула внутрь.
— Бэ два!
— Мимо! Зэ пять!
— Ранила!
— Зэ шесть?
— Ранила!
— Зэ семь?
— Убила! Опять!
— Ха! Я убила уже три твоих каравана, а ты всего лишь подбил в моем караване два верблюда! Разве это честно, Никита-джан? Признайся — ты мне подыгрываешь!
— Мамой клянусь, Яллар-солнышко, и в мыслях не было!
Никита с принцессой сидели на коврах у дальней стены огромного шатра и, держа на коленях по небольшой черной доске, что-то рисовали на них мелом. Моего появления они не заметили. Видимо, из-за того, что поглощенных игрой молодых людей окружали несколько десятков круглых подсвечников с весело трепыхавшимися в них яркими огоньками, а у входа слабо теплилась всего пара фонарей, даря больше теней, нежели света.