— Иногда злодеев попросту нет, Гиперион. Просто скопление душ, которые стараются найти ответы. Проклятие, помоги мне! Прекрати пялиться на меня полным осуждения взглядом и помоги мне. Как мы можем это закончить? Подчинить Гримнара моей воле означало бы проклясть его в глазах своего ордена. Они объявят войну Адептус Терра, и сколько орденов присоединится к ним? Даже одного нам хватит за глаза. Я не желаю командовать еще одной Бадабской войной, вновь прожить Правление Крови или второе Междуцарствие Новой Терры.
— Что советовал вам лорд Йорос?
— Бедный Йорос. Благородный до последнего вздоха, он брал на себя всю вину за мои приказы, — Киснарос принялся мерить шагами комнату. — Он советовал пригрозить им, показать свою силу, сравнивая нас с альфа-самцами в дикой природе. Это звучало правильно, Гиперион. Казалось правильным.
— Волки — не звери. Ни один зверь не скован узами чести и не пожертвует собой ради других вне стаи.
Киснарос помассировал уставшие глаза.
— Я отлично усвоил этот урок. Но где-то ведь должен быть ответ. Йорос ничего хорошего не посоветовал и только пообещал, что его люди откроют огонь, когда придет последний приказ. Он предложил нам твердо стоять на своем мнении, и мы стояли. Он заверил меня, что угрозы возымеют действие, и мы угрожали. Он поклялся, что пленение Гримнара окончит войну, и мы поджидали его в засаде и предали во время перемирия. Вся вина лежит на мне и мне одном. Я не буду отрицать ее, и поэтому лично внес свидетельства своей виновности в архивы. Но мне прежде не приходилось сталкиваться с Адептус Астартес. Йорос был единственным советником и командиром перед лицом нетерпимой независимости Волков. Работать с ним было непросто, но что еще мне оставалось? Как я и сказал, мне не хотелось вызывать новые подкрепления из флота Титана. Я не мог требовать еще одного лидера для немногих оставшихся Серых Рыцарей, когда у них еще не появился избранный надлежащим образом.
Мы не избирали большую часть своих командиров — Йорос был чемпионом братства, который возвысился после гибели предыдущего гроссмейстера в бою, — но сейчас едва ли было подходящее время, чтобы спорить о деталях.
— Мы стоим на пороге гражданской войны, лорд. Что требуется от меня?
— Фенрисийцы ведь уважают тебя?
— Один из них. Должен добавить, это было до того, как мы предали его и его верховного короля.
— Нет, твоя история разнеслась дальше, чем ты можешь себе представить. Без сомнения, ты — наилучший выбор. Тебе нужно сделать это ради меня, Гиперион. Волки пришлют своего посланника менее чем через два часа. Мне нужно, чтобы ты встретился с ним вместе со мной. Мы можем покончить с этим. Мы закончим это. Мы не можем позволить гордыне и глупости увести нас за точку, откуда нет возврата.
Я еще мог убить его. Я мог убить его прямо сейчас и покончить со всем этим ценой единственной жизни. Все, что требуется, — одно убийство. Отбросить на один миг всю честь, всю нравственность ради целесообразности и прагматизма. Один грех, чтобы сохранить тысячи жизней. Йорос гордился бы мной, если бы услышал эти мысли.
— Гиперион, — лорд-инквизитор пристально посмотрел на меня зелеными глазами. — У меня вопрос.
— Спрашивайте.
— Ни один Серый Рыцарь до сих пор не предал. Ни один Серый Рыцарь не служил Извечному Врагу или не ощущал скверну Губительных Сил. Ни один Серый Рыцарь не поддавался мутации, порче, любой ереси мысли или действия. Не скажешь, почему?
Я внимательно изучил его лицо, чтобы понять, не издевается ли он. Более того, я заглянул ему в душу. И не был мягок. Это был настоящий обыск, насильственное вторжение. Барьер вокруг моего разума рухнул, когда я врезался своим сознанием прямо ему в душу. Я ощутил тысячу страхов, чаяний, забот, радостей… но ни следа насмешки и горького привкуса обмана. Он ничего не направлял против меня.
Он слабо улыбнулся, не противясь моему болезненному вторжению.
— Я рад, что ты увидел мою искренность. Возможно, я смогу лучше объяснить свой вопрос.
— Пожалуйста, — сказал я, покинув его сознание, словно клинок, вынимаемый из раны. Он заворчал от очередного укола боли и вытер пошедшую из носа кровь.
— Ты стоишь здесь передо мной, желая убить меня. Такие деяния, такие эмоции притягивают к себе внимание Темных Богов. Ни один Серый Рыцарь пока не достался им. Вы вольны действовать безнаказанно, навеки защищенные генетической божественностью? Вы можете наслаждаться кровопролитием и грехом, зная, что вас невозможно совратить?
Он поднял палец, оборвав мой ответ.
— Или, — продолжил он, — это постоянная борьба за то, чтобы оставаться чистым в помыслах и деяниях, против безумия и злобы, которые пятнают души других людей?
Я не знал, что ответить.
— Вы задали краеугольный вопрос, лежащий в основе нашего ордена. Мы и сами часто задаем его себе, с той секунды, как впервые облачились в серое и серебро, до мгновения, когда неизбежно погибнем в бою. Философы-солдаты в наших рядах тысячелетиями писали труды на эту тему.
Киснарос кивнул.
— И у тебя есть ответ? Гиперион, что такое Дар Императора? Право делать все что угодно, оберег от всякого зла, которое терзает наш род? Или священная забота, ответственность, которую нужно всеми силами оправдывать, ежесекундное сражение за то, чтобы оставаться чище того рода, который вы поклялись защищать?
— Я не знаю. Никто из нас не знает.
Он все еще не сводил с меня глаз.
— Но как думаешь ты?
Как думал я? Хотел ли я вообще делиться этим с посторонним? Анника и сама не раз у меня спрашивала. Но я всегда менял тему разговора или просто уходил.
— Я думаю, что каждый из нас выбирает сам.
Лорд-инквизитор Киснарос шагнул ко мне и обеими руками поднял мою перчатку. Он нацелил мой штурм-болтер прямо себе в сердце. Мне стоило только сомкнуть кулак, чтобы оружие выстрелило.
— Тогда выбирай, — произнес он.
I
— Мы не можем ему доверять.
Когда Анника в чем-то была уверена, спорить с ней было бессмысленно. Галео мог убедить ее разумными аргументами, подчеркивая их многозначительным молчанием, но она редко прислушивалась к кому-то другому с такой же благосклонностью.
— Мы не можем ему доверять, — повторила она, едва выйдя из «Грозового ворона», на котором Малхадиил доставил ее. Я рассказал ей все, после чего стал ждать ее ответа.
— Мы не можем ему доверять. — Она повернулась к стоящему возле меня Киснаросу: — Мы не можем тебе доверять.
Анника никогда не стеснялась высказать все в лицо.
Шум в ангарном отсеке не позволял нормально поговорить. Ей приходилось перекрикивать грохот истребителя «Молния», который с помощью крана ставили на место. При этом улыбка Киснароса казалась такой фальшивой, словно ее нарисовали на хмуром, смуглом лице.