Ничего сверхъестественного во всём этом не было, кроме одного — незаурядной сообразительности Карло Маттеи, который, прочитав сообщение о смерти Барстоу, тут же всё понял. Но я не стал сосредоточиваться на этом, ибо, может, ещё раньше что-то насторожило Маттеи или сама оригинальность механизма, за изготовление которого ему так хорошо заплатили, заставила его призадуматься.
Я решил не прощупывать Арта Баррета. Я мог бы тоже представиться ему лётчиком-любителем, как представился миссис Картер, но ничего сверх того, что я уже знал, он мне всё равно не сказал бы, так что не стоило ломать голову, как к нему подступиться. Пока мне и без этого хватало дел. Два других ответа на объявление тоже могли подождать. Я хотел поскорее вернуться на Тридцать пятую улицу, поскольку помнил обещание Вулфа тут же приступить к откупориванию банки, то есть Анны Фиоре, как только мне удастся разобраться, где Мануэль Кимболл приземлился вечером пятого июня.
Я задержался на минуту у верёвки с бельём, чтобы попрощаться с миссис Картер, развернул машину и, медленно ведя её по огороженной валунами дороге, стал спускаться с холма на шоссе. Непроизвольно я начал что-то напевать под нос, чему сам немало удивился. Я получил доказательства, что мы на верном пути, хотя до цели, увы, ещё далеко. И всё же я пел.
На Фордхэм-роуд я остановился, позвонил Вулфу и коротко проинформировал его. Он уже был в кабинете. Когда я стоял перед светофором на Тридцать шестой улице, на городских часах пробило полдень.
Я остановил машину у подъезда. Когда я вошёл, Вулф, как всегда, сидел за столом в кресле, а Фриц устанавливал перед ним поднос с двумя бутылками пива.
— Добрый день, друг Гудвин, — оригинально поприветствовал меня Вулф.
— Что? — изумился я и вдруг понял: я забыл снять шляпу. Я тут же вернулся в холл и бросил шляпу на крюк вешалки.
— Я бы не раздражался по таким пустякам, — сказал я, садясь перед ним и улыбаясь во весь рот. — Разве я не говорил вам, что Мануэль Кимболл — паршивый мексикашка? Признаю, ваше объявление в газете было верным ходом.
Вулфа, казалось, мало интересовало, о чём я говорю, но он вежливо кивнул.
— Нашёл этот луг?
— Я всё нашёл. Даже женщину, которая видела, как он сел, и точно может сказать, какие части самолёта окрашены в красный цвет, а какие в синий. Нашёл и человека, который отвозил его в Хоторн. В общем, узнал всё, что только можно.
— Ну? — Он даже не смотрел на меня.
— Что значит «ну»? Вы опять хотите меня обидеть. В чём дело?
Он предупреждающе поднял ладонь:
— Спокойнее, Арчи. Твои успехи заслуживают того, чтобы отпраздновать, но тебе придётся извинить меня за то, что откладываю это до лучших времен. Твоё столь внезапное возвращение помешало мне сделать один весьма важный звонок. Я как раз собирался найти номер телефона, когда вошёл ты. Может, поможешь мне? Ты знаешь телефон Барстоу?
— Конечно. Что-то важное? Соединить?
— Да, и не клади отводную трубку. Мне нужна мисс Сара Барстоу.
Я отошёл к своему столу, справился на всякий случай с записной книжкой и позвонил. Мне ответил дворецкий Смолл. Я попросил к телефону мисс Барстоу. Как только она взяла трубку, я кивнул Вулфу. Он взял трубку своего аппарата, а я свою так и оставил прижатой к уху.
— Мисс Барстоу? — начал хозяин. — Говорит Ниро Вулф, доброе утро. Я позволю себе осведомиться, получили ли вы орхидеи? Никаких орхидей не получали? Простите, значит, произошла какая-то ошибка. Разве не вы оказали мне честь прислать записку сегодня утром с просьбой послать вам орхидеи? Не посылали никакой записки? Нет, нет, не беспокойтесь, здесь просто какое-то недоразумение. Простите за беспокойство, до свидания.
Мы одновременно положили трубки. Вулф откинулся на спинку кресла. Я торжествующе улыбался.
— Стареем, сэр. В молодости мы никогда не посылали девушкам орхидей, если они сами об этом не просили.
Щёки Вулфа не дрогнули. Он задумчиво выпячивал и втягивал губы. Рука его по привычке потянулась открыть ящик стола, но он тут же её отдёрнул, даже не коснувшись ручки.
— Арчи, ты много раз слышал, как я говорил, что я артист. Мне кажется, моя слабость — делать заявления, не лишённые драматического эффекта. Тем более не следует отказываться от них, когда обстоятельства того требуют. Так вот: в этой комнате витает смерть.
При этих словах я непроизвольно оглянулся, но он тут же пояснил:
— Нет, пока никаких трупов. Смерть ждёт своего часа. Она ждёт меня, возможно, всех нас, не знаю. Утром, когда я был в оранжерее, Фриц передал мне вот эту записку.
Он полез в карман, вынул листок бумаги и протянул его мне.
Я стал читать. Записка была следующего содержания:
«Дорогой мистер Вулф!
Неделю назад в Вашем доме мистер Гудвин преподнёс мне две необыкновенной красоты орхидеи. Не будет ли дерзостью с моей стороны просить Вас о шести или восьми таких же орхидеях? Они так прекрасны. Посыльный подождёт, если Вы будете столь великодушны и удовлетворите мою просьбу. А я от всей души благодарю Вас.
Сара Барстоу».
— Не похоже на неё, — убеждённо сказал я.
— Возможно. Ты знаешь её лучше, чем я. Я, разумеется, помню, как она вернулась сюда из оранжереи с брассокаттлеями труфотиана в руках. Теодор и я срезали для неё ещё дюжину и положили в коробку, а Фриц отнёс вниз. Когда сегодня в одиннадцать я вошёл в кабинет и сел за стол, я почувствовал, что воздух хранит следы чьего-то присутствия. Ты знаешь мою обострённую чувствительность на посторонних, вот почему я ограждаю свои нервы от них. Я знал, что сегодня был посетитель, и это встревожило меня. Я вызвал Фрица. Действительно, к нам заходил молодой человек, он принёс записку и остался ждать орхидеи. При нём была продолговатая фибровая коробка с ручкой, как у чемодана. Уходя, он унёс её с собой. Фриц, провожая его к выходу, видел её у него в руках. Но по меньшей мере минут десять посетитель оставался один в гостиной, ждал ответа. Дверь из гостиной в кабинет не была заперта, а дверь из кабинета в холл была закрыта. — Вулф вздохнул. — Увы, мисс Барстоу не писала мне никакой записки.
Я вскочил и бросился к нему.
— Немедленно уходите отсюда!
Он покачал головой.
— Уходите, — настаивал я. — Я могу в случае чего отскочить, а вы — нет! Чёрт побери, быстрее же! Я знаю, как обращаться с бомбами. Фриц! Фриц!
Фриц влетел в кабинет.
— Наполни кухонную мойку доверху водой, — распорядился я. — Мистер Вулф, ради бога, уходите, она может взорваться в любую секунду! Я сейчас постараюсь обнаружить её.
Я слышал, как Фриц пустил воду в кухне. Но Вулф не двинулся с места, а я, чёрт побери, не мог бы сдвинуть его, даже если бы попробовал. Он продолжал качать головой и даже погрозил мне пальцем.
— Арчи, пожалуйста… Прекрати панику! Ничего не трогай. Никакой бомбы здесь нет. Бомба шипит или тикает, у меня отличный слух. К тому же у мистера Кимболла не было времени, чтобы изготовить хорошую бомбу, а на плохую он не согласился бы. Это не бомба. Я тут поразмыслил, да и моё чутьё кое-что мне подсказало. Подумай сам: когда мистер Кимболл был у меня, в этом кабинете, он мог заметить мою особенность — я не делаю резких движений, ничего, что даже отдалённо можно было бы назвать резким движением. Кроме одного, и это он заметил. Я открываю ящик стола и сую туда руку. Если тебе это ровным счётом ничего не говорит, то ему — очень многое. Давай проверим.