Все, что удалось сделать Саше напоследок, это изловчиться и из последних сил всадить кроссовку в чужое колено. Та удачно врезалась в коленный сустав здоровяка, и тот, качнувшись, поплыл. Добавив корпусом, Стольников заставил его окончательно распрощаться с точкой опоры.
Они так и упали – вместе. Но от этого стало еще хуже. Кинетическая энергия падающих тел тем выше, чем тяжелее падающие тела. Когда на Сашу рухнуло сто килограммов живого веса, он задохнулся и едва не потерял сознание. И вдруг все стало еще хуже: теперь в бок майора давила чужая рука, а сверху давил непомерный вес.
И вдруг стало легко, и в легкие прорвался свежий воздух…
Разлепив безвольные веки, Стольников посмотрел прямо перед собой.
Чья-то расплывающаяся рожа висела над ним, и длинные волосы цвета спелой ржи щекотали его лицо.
Несколько раз моргнув, Стольников заставил себя поймать фокус.
На нем сидел Пепелищев, он-то и пытался сделать дыхание рот в рот своему спасителю.
Впервые за последние несколько минут Стольников едва не сошел с ума от ужаса. Яростно перебирая руками, он стал рваться из-под фрика.
«Стой, ты еще не живой!» – кричал ему Пепелищев, а майор, теряя силы, сбрасывал с себя груз, кажущийся ему непомерно тяжелее предыдущего.
– Признавайся – успел дохнуть хоть раз?! – зарычал он, вскакивая на ноги.
Не дождавшись ответа, он влепил Пепелищеву затрещину, после которой тот упал на пол как кукла. Затем ринулся к двери. Выбил ногой и вошел в темную комнату. Нащупал на стене выключатель. Свет вспыхнул, и Саша увидел на полу человека. Мужчина лет тридцати сидел, подобрав под себя ноги и обхватив голову руками.
– Кто такой?
– Я… не убивайте.
– Вопрос слышал?
– Я начальник хозчасти НИИ…
– Пошли, – Стольников схватил майора за шиворот и поставил на ноги. – Хозчасть… Веди к кабинету Ждана!
– Нам придется идти через два поста охраны!
– Это мое любимое занятие!
– Подтверждаю, – встрял Пепелищев.
– Заткнись! – бросил в его сторону Стольников. – Веди быстрее и отдавай приказ опустить оружие всем, кого встретим!
Выведя майора из комнаты, Стольников наклонился и поднял пистолет.
– Ствол у тебя под ребрами, – интимно сообщил начальнику хозяйственной части. – Ты понимаешь, насколько это опасно для жизни?
– Да-да, – заверил тот. – Можете на меня положиться.
Пепелищев хохотнул.
– Когда первый пост? – спросил Стольников.
– В конце коридора блока «А». Рядом с камерой.
– Какой такой камерой?
– Одиночной.
– Зачем ты о ней упомянул?
– Там охрана у двери!
– А кто в камере?
– Дочь генерала Зубова и один неизвестный…
– Дочь… генерала Зубова? – Стольников почувствовал, что ему не хватает воздуха. – Как она там оказалась, в камере?
– Был приказ полковника Ждана!
– Ждана?.. – Саша покусал губу. – Ну конечно… Кого же еще… Убить отца, а дочь – на нары… Это в его стиле.
– О чем вы?
– Ты тоже заткнись! Веди к камере!
Через пять минут они вышли в узкий короткий коридор, где вместо прохода дальше был тупик. Тупиком была крепкая металлическая дверь. Рядом стоял стол, за которым сидел «грузин» в камуфлированной форме. Второй боец Ждана сидел на столе со стаканом апельсинового сока в руке. Рядом стояла коробка.
Ни слова не говоря, Стольников поднял пистолет и дважды нажал на спуск.
Первая пуля раздробила сержанту висок и отбросила к стене. Вторая разнесла в брызги стакан в руке его приятеля и пробила любителю сока шею. Кровь мгновенно залила стены и дверь камеры.
– Открывай!
– Я сейчас… – шептал губами цвета сырых котлет хозяйственник, трясущимися руками пытаясь вставить пластиковую ключ-карточку в электронный замок. – Я сейчас…
Когда дверь была открыта, Стольников рванул ее на себя и вошел.
На нарах у стены сидела с залепленным скотчем ртом Ирина.
Сев рядом, Стольников убрал скотч, посмотрел в ее глаза и неожиданно для всех наклонился и стал искать ртом ее губы…
– Потрясающе, – тихо и хрипло констатировал в дверях Пепелищев. – Я плачу…
– Зачем ты это сделал? – едва слышно спросила девушка.
– Зачем убрал скотч?
– Зачем поцеловал. Ты ведь женоненавистник.
– Не знаю. Просто захотелось.
Ирина мгновение молчала, а потом, переходя на шепот, обещавший скорые рыдания, заговорила:
– Это в тебе гуляет средневековое мужское эго, Стольников. Три дня на разграбление захваченного города…
– Во мне бродит что-то другое, дать название чему я пока не умею.
Убрав упавшие на лицо девушки пряди, он осторожно взял ее ладони в руки.
– Вы меня простите, конечно, – нервно затоптался в дверях Пепелищев, – я сам не чужд душевного контакта, но даже при таких шелковых обстоятельствах в первую очередь я подумал бы о стремительном бегстве.
– Прости меня, прости… – бормотала Ирина. – Я здесь такого натерпелась… Я несу чушь и выгляжу полной дурой…
– Нам пора убираться отсюда, Перепелищев прав.
– Я не Перепелищев! Я Пепелищев!
– Кто бы вы ни были, я люблю вас! – вскричала Ирина и, вскочив, поцеловала фрика в губы.
– А вот это лишнее, – заметил Стольников.
– Ты ревнуешь?
– Не думаю, – и он обернулся в сторону сидевшего на нарах человека.
– А вы… – замолчав, Саша округлившимися глазами стал рассматривать лицо неизвестного. – Пресвятая Богородица…
– Привет, Саша.
Лоскутов поднялся с нар и смущенно улыбнулся.
– Лоскут… Лоскут!.. Ты что здесь делаешь?! – Стольников ринулся к нему и едва не задавил в объятиях.
– Я приехал на встречу по твоему объявлению, командир.
– Нам нужно валить отсюда к чертовой бабушке, господа настоящие мужчины! – напомнил Пепелищев.
Они вышли из камеры и быстро пошли в обратном направлении. Впереди всех семенил майор-комендант и, когда возникала необходимость, разворачивался и коротко докладывал о маршруте.
Боец между тем рассказал обо всем, что с ним случилось.
– Зачем же он тебя вызвал? – пробормотал Стольников, имея в виду Ждана. – Зачем?
– Понятия не имею.
– Он точно так мог вызвать и Пловцова с Крикуновым. И они прибыли, думая, что это я протрубил сбор!