– Пловцов и Крик? – Лоскутов удивленно вскинул брови.

– Они оба в Другой Чечне. Только есть основания полагать, что Крик погиб.

– Вот как… – Лоскутов задумался. – Интересно, что Ждан задумал. Мне тут Ирина рассказала о событиях последних лет. По всему выходит, что наш лейтенант рулит в Другой Чечне не хуже князя киевского… Но зачем ему понадобились Пловцов и Крик?

– Они ищут Источник. – Чтобы Лоскутов окончательно разобрался в ситуации, Саша коротко рассказал ему о находках и записях штурмана. – А не хотел ли он Крика заменить тобой?

– Почему же не заменил?

– Потому что в Другой Чечне были мы. Встреча могла произойти, и тогда секрет перестал бы быть секретом.

Стольников ошибался. Ждан хотел убрать Лоскутова как ненужного свидетеля. Но развязавшаяся в Другой Чечне война отвлекла полковника от ликвидации. Ведь убит Лоскутов должен быть именно в Другой Чечне, а для этого нужно было бойца туда переместить…

– За этой дверью последний пост охраны, – сообщил комендант, указывая на массивные створки в тупике. – Двойные решетки и – дверь в НИИ.

– Дверь с замком?

– Конечно, – подтвердил комендант. – Вот ключ, – и он решительно протянул пластиковую карточку.

– Пепелищев, возьмешь Ирину и укроетесь в одной из комнат. Не появляться. Не кричать. Не визжать. Не рваться наверх. Все ясно? Просто закрыться и сидеть молча. Я вас отыщу, когда все закончится.

– Я пойду с тобой! – вскричала девушка. – Рядом с тобой самое безопасное место в этой крысиной норе!

– Нет, ты останешься с Пепелищевым!

– Это разумно, Ирочка, – подтвердил фрик. – Не наше это дело…

Саша подошел и провел рукой по щеке Ирины.

– Так надо. Подчинись, прошу тебя.

– Я подчиняюсь, – она вдруг поняла, что не сможет не подчиниться. – Пошли, красавчик.

И, взяв фрика за руку, она повела его в глубь лабиринта.

Глава 10

Пройдясь по комнате, Ждан в раздумье стряхнул пепел на пушистый ковер. Больше всего на свете он любил сигары из Гаваны и иранские ковры ручной работы. Желательно, чтобы сигары при этом были только что привезенными, а коврам не менее двухсот лет. Возраст, считал Ждан, убивает одни вещи и молодит другие. То же самое, полагал он, происходит и с людьми. Для некоторых тридцать пять – предел возможностей. Груз прожитых лет тянет назад, начинается подсчет ошибок и пройденных дорог, словом, с тридцати пяти мужчина начинает задумываться над тем, как ему более удачно прожить оставшуюся часть жизни. Другие же никаких расчетов не делают, просто живут. В свои тридцать пять Ждан вынужден был признаться, что относится к первой половине. Именно по этой причине он ненавидел представителей второй группы и для пущей убедительности преимущества первых над вторыми подсознательно пользовался вещами, ценность которых зависела именно от возраста. Так легче убеждать себя в глупой мнительности и верить в то, что твой век только начинается.

Вот, к примеру, сигара. Она хороша, но что с нею случается… Она превращается в пепел. Стольников живет именно такой жизнью. Он пышет энергией, он палит жизнь, как сигару. Что-то теперь будет с ним?

Все зависит от него, Ждана, представителя первой группы клуба, кому за тридцать пять. Правда, Стольникову сорок три, но это проблемы Стольникова.

И вот он, ковер. Его мудрости и терпению нет предела. Он терпел, пока его ткали, терпел, когда хранили в темницах сундуков, потом он еще век лежал свернутым в подземелье шаха, и вот он, спустя двести пятьдесят лет – под ногами Ждана. Он выглядит на все сто – не лет, а процентов, и никакой пепел не в состоянии его погубить.

А вот Стольников…

Ждан знал – он уже рядом с НИИ. Этот упрямый друг Зубова войдет в институт посредством чего угодно.

Известие, что он в здании, застало полковника врасплох.

Он швырнул рацию в угол и бросился к телефону.

– Степанян! – прокричал он кому-то в трубку! – Немедленно ко мне!

Стольников… Стольников! Это ты приговорил девку, не я!

– Куда он повел девчонку? – спросил он появившегося в дверях офицера.

Поняв, что спрашивать бесполезно, он велел собрать группу и разыскать Ирину. Ждан понимал, кто является главной целью Стольникова. Скорее всего дочь Зубова майор спрятал, а сам с Лоскутовым направился искать виновника всех своих бед. «Вот к чему приводит глупость!» – подумал Ждан. Откладывая ликвидацию Лоскутова на день, когда с группой будет покончено, Ждан только что укрепил позиции Стольникова. Майор один опасен без оговорок, а теперь с ним еще и преданный ему подчиненный! И это не простой попутчик, а такое же дитя войны! Для этих двоих игра со смертью – лучшее занятие в часы досуга!

– Черт возьми! – прокричал Ждан и, отдав приказ на сбор, бросился к сейфу. Документы, телефон спутниковой связи, аккумуляторы к нему, противогаз – все без труда поместилось в рюкзак средних размеров. В него же полковник опустил пару ручных термобарических гранат. Из шкафа полковник забрал тяжелый, загруженный магазинами с боеприпасами жилет, схватил винтовку.

Если бы ему еще сутки назад сказали, какое решение он примет, он рассмеялся бы этому человеку в лицо. А теперь это был единственный способ уберечься от Стольникова.

Потрепав по загривку огромную кавказскую овчарку – друга последних пяти лет, он приказал: «Охраняй!», и вышел из кабинета, заперев стальную дверь.

Торопясь присоединиться к группе, занимавшейся поиском Ирины Зубовой на цокольном этаже НИИ, полковник вспоминал, как ему все-таки удалось получить информацию, без которой поиски Источника не имели смысла и выглядели ребячеством….

* * *

Странный гость прибыл в Московский историко-археологический университет. Таких гостей ректор Старцев за пятнадцать лет руководства вузом еще не встречал. И проблема была даже не в том, что он явился без предварительной договоренности, а в ведомственной принадлежности. С людьми из Управления исполнения наказаний Старцеву пришлось столкнуться единожды, во время учебы в Томском государственном университете, в далеком шестьдесят четвертом. Один из ловкачей на курсе исторического факультета собирал у иностранных студентов часы под эгидой распоряжения ректора, который якобы отдал приказ о проверке хронометров иностранного производства на предмет наличия в них встроенных разведустройств. Время было мутное, и иностранцы сдавали «Сейко» и «Ориенты» без вопросов. Надо, так надо. Не хватало еще, чтобы их заподозрили в шпионаже и судили по законам страны, где за каждой подходящей для этого случая статьей значилась «вышка». Словом, проблем не было. Они возникли потом, когда счастливые, не наблюдающие часов иностранцы пришли к ректору. Часовых дел «мастера» искали недолго, ребята из КГБ сработали в три дня. Особой информацией явились показания наиболее активной части обучающейся молодежи, в том числе и начинающего историка Юлия Старцева. Мошенника, едва не подорвавшего веру в дружеское начало Союза ССР к младшим братьям, куда-то увезли, и университет он, говорят, не окончил. Зато всем неграм из Анголы, Кубы и Лаоса горисполком Томска вынужден был купить золотые часы «Слава». Но Старцев получил свои два года и так познакомился с людьми из УИН. И теперь последние навевали на него тоску большую, чем даже люди из ФСБ.