– Впрочем, на первый случай можно заняться торговлей в чистом виде. Я вам помогу достать товар по самой выгодной цене, а все прочее – ваше дело.
– Согласен, – без колебаний кивнул Липранди.
Когда он с Гюсаком покинул низкий дом на улице Бурбонов, было уже темно. Никакого освещения в городе не было, и только звезды освещали путь припозднившихся гостей. Липранди привычным взором оценил, как подобрался его спутник, и тихо спросил:
– Пошаливают?
– Не без этого. Впрочем, у меня на подобный случай кое-что припасено. – И Гюсак заложил руку за борт сюртука.
Липранди не столь картинно, стараясь, чтобы было незаметно, тоже проверил припрятанные пистолеты. Помимо этого, в ножнах на поясе привычно покоилась шпага. С таким арсеналом мужчина не боялся никого. И менее всего – ночных разбойников.
– Могу вас поздравить. Вы явно понравились Лафиту, а это многого стоит, – негромко проговорил Гюсак.
– Посмотрим, – скупо вымолвил Липранди и поинтересовался: – Это правда, что он говорил?
– Смотря что. Если о предложении англичан, то да. Лафит предоставил властям все документы с их предложениями, заверенными соответствующими подписями.
– А его душещипательная история?
– Как вам сказать… Если человеку хочется утверждать подобное, пусть так и будет.
– Нет, меня интересуют не утверждения, но истина, – продолжал настаивать на своем Липранди.
– Истина? Что ж, могу сказать, в чем-то рассказ близок к ней. – Похоже, Гюсак улыбался. – Прочее – детали. Например, родился Жан не в Бордо, а уже на Сан-Доминго, это я знаю абсолютно точно, так как был знаком с его отцом. И мать его не испанка, а испанская еврейка. Далее, насколько знаю, никакие испанцы на Лафита не нападали. Он благополучно прибыл в Новый Орлеан вместе со своими деньгами. Но жена его действительно умерла родами, так что и здесь он не слишком далек от той самой истины. Скажем так: Лафит просто несколько облагородил собственную историю, чем обеспечил себе немалую популярность среди женской половины Нового Орлеана, а заодно как бы нашел оправдание своим действиям в отношении к испанцам. Если будет угодно, дополнительное преимущество Нового Света: при желании вы можете без труда придумать себе ту биографию, которую захотите. В абсолютном большинстве случаев проверить ее никто не сможет.
– Надо будет подумать, – невольно улыбнулся Липранди. – Должно быть, интересно прожить в воображении целую жизнь…
– Попробуйте. – Гюсак попытался рассмотреть своего спутника, но помешала тьма. – Хотя вы в чем-то правы. Интересная история способствует популярности. А та, в свою очередь, помогает делать деньги. Это мы, старики, уже всем известны и неинтересны. А вы человек молодой, у вас вся жизнь впереди. Почему бы не постараться ради грядущего?
Вопреки опасениям де Гюсака остановить двух мужчин на улице никто не попытался. Если не считать одного случая, когда из темноты надвинулось сразу трое, однако Липранди при этом немедленно положил руку на эфес, и неизвестные решили не искушать судьбу.
Фортуна, как известно, дама капризная и зачастую выбирает не тех, кого больше числом, а тех, кто вооружен получше, и притом умеет этим оружием пользоваться. Манеры же Липранди сомнения не вызывали. Этот человек в бою мог быть весьма и весьма опасен. Так зачем с таким связываться?
Тем, кто любит для нападений темноту, почему-то не хочется самим сыграть роль жертвы.
Поход явно затянулся. Несколько раз рыскавшие повсюду казаки нападали на след проходивших раньше отрядов, но были то повстанцы или кто другой, так сразу сказать было трудно.
Необъятный край был заселен крайне редко. Вдобавок опросу попадавшихся на пути местных жителей сильно мешал языковый барьер. Пришлось включать в состав казачьих разъездов мексиканских драгун, хотя это лишь отчасти решало проблему.
Казачьи офицеры не знали не только испанского, но и французского языка. Потому каждый раз приходилось вызывать Муравьева с доном Карлосом. Все это отнимало массу времени, что вкупе с невысокой скоростью марша заставляло сомневаться в конечном успехе.
Среди местных жителей попадались самые разные люди. Кто-то гостеприимно встречал правительственный отряд, кто-то косо посматривал на незваных гостей, а большинство, по мнению Муравьева, просто выжидало, кто же возьмет верх, и уже исходя из этого готово было решить, кем лучше стать: республиканцами или подданными далекой России. Как всегда и везде.
Повсюду, где жили люди, чувствовалось некоторое напряжение. Велись обычные полевые и хозяйственные работы, однако практически никто не удалялся от своих хозяйств. Наиболее осторожные давно уехали в столицу если не Мексики, то штата, а прочие находились в поместьях, как находятся в осажденных крепостях гарнизоны.
Муравьева, как человека, прожившего жизнь в России и Европе, несколько смущало имевшееся на руках в большом количестве оружие, но, как ему тут же пояснил дон Карлос, здесь не было твердого мира, и в любой момент любой человек мог подвергнуться нападению какой-нибудь бандитской шайки. Власть же была далеко, и дело защиты собственного имущества и самой жизни каждый давно взял в свои руки.
И вдвойне странным показалась встреченная небольшая кавалькада. Две дорожные коляски и три повозки с грузом или имуществом сопровождали несколько верховых мужчин, в подтверждение своей воинственности сжимающих ружья в руках. Подобная мера явно была лишней. Хотя бы потому, что держать оружие наготове было достаточно неудобно, а заметить даже одинокого всадника в степи не представляло особой проблемы.
Николай с неразлучным доном Карлосом были в разъезде, поэтому оставалось лишь радоваться, что на этот раз можно было обойтись без вызовов и решить дело сразу на месте.
Мужчины заметили приближающийся разъезд и остановились, сосредоточившись рядом с головной коляской. В свою очередь казаки направились к ним неторопливой рысью, демонстрируя, что не рассматривают небольшой караван как угрозу и сами не являются таковой. Лишь мерно покачивались в такт движению поднятые к небу пики да вздымалась под копытами вездесущая степная пыль.
– А в коляске-то бабы, ваше благородие, – заметил один из казаков.
– Сколько раз говорить – бабы в деревне, а тут – сеньориты, – машинально поправил его Муравьев.
Местные жительницы понять тонкости русского языка не могли, но все-таки существуют определенные грани, обязательные для каждого образованного человека. Что простительно простому казаку, не простительно офицеру и дворянину.
В головной коляске действительно сидели две дамы – одна уже в возрасте и вторая, совсем юная. Сердце Муравьева дрогнуло. Младшей являлась та, которую он не столь давно видел в Сан-Антонио, а затем порою вспоминал в бесконечной поездке.
На вид девушке было вряд ли больше семнадцати лет. Черноволосая, несколько смугловатая, как многие даже родовитые испанки, она была настолько мила, что хотелось любоваться ею не отрываясь. Но во взгляде девушки скользил неприкрытый вызов, и выражение хорошенького лица было высокомерным.