Пусть не сана, но епитимью наложат такую… Хотя последней отец Григорий был бы только рад. Он уже прикидывал, каким образом будет смирять свою плоть.
Для начала же он откажется от поправления здоровья. Только так, и никак иначе! Любой грех надо замаливать, и любая мука будет зачтена.
Ох, грехи наши тяжкие!..
Самое странное – встреча с мексиканскими войсками – все-таки состоялось.
– Капитан Хуан Луис Педро Кастебан, – представился начальник прибывшего отряда, мужчина на добрый десяток лет постарше Муравьева. – Со мной две роты пехоты, взвод драгун и два орудия.
Роты на глаз были далеко не полного состава, драгуны тоже не произвели на казачьего генерала впечатления, но все же это была подмога и как таковая могла только приветствоваться.
Сразу объявилась сложность. Французского Хуан не знал, как, впрочем, и Сысоев, потому при разговоре пришлось пользоваться услугами двух человек. Дон Карлос переводил сказанное с испанского на французский и обратно, а Николай – соответственно, с французского на русский или с русского на французский. В итоге каждый раз терялось немало времени на передачу любой ерунды, однако ничего иного придумать было нельзя.
«Надо учить испанский», – не в первый раз подумал Муравьев. Он, собственно, уже старался его учить в дороге, просто знания оставляли пока желать лучшего. Давала знать о себе постоянная жара, при которой голова отказывалась работать, да и прочих дел было столько, что еще на одно не хватало сил.
Да и мало совместно выступить против мятежников. Вокруг лежали бескрайние степи, и найти в них не слишком большой отряд было не намного легче, чем пресловутую иголку в стоге сена. По сравнению с Европой край был заселен мало, можно было двигаться весь день и умудриться пройти между далеко отстоящими друг от друга хозяйствами. Ко всему, не было уверенности, что местные жители станут помогать новым властям. Кто знает, что им ближе – закон или те, кто против этого закона восстает?
Любая власть нуждается в опоре. Здесь же никто не спрашивал мнения живущих. Два государства договорились между собой, и территория вместе со всеми жителями в одночасье стала принадлежать другой стране. О которой, если уж на то пошло, многие даже не слышали еще накануне. Так что о каких симпатиях могла идти речь?
Стремительное поначалу движение стала тормозить пехота. Испанцы явно не проходили школу суворовских чудо-богатырей. Они едва плелись, а потом долго отдыхали после каждого перехода. Иметь подобных вояк в своем отряде было сущим мучением, особенно когда привык совсем к иному.
Другое дело – куда спешить и где окажется противник, никому было не известно.
Эх, служба!..
Крепкий организм быстро брал свое. Блохин был еще не способен к работе: давала знать о себе слабость и порою кружилась голова, однако лежать не хотелось. Матрос старался побольше двигаться, исподволь изучая остров. Тем более никто за ним в открытую не следил и не одергивал, когда моряк неспешной походкой удалялся прочь от поселка.
Куда с острова денешься?
Галвестон оказался довольно велик. Узкий, но вытянувшийся так, что Блохин не смог добраться до его оконечности, он казался бесконечной линией, уходящей в неведомые дали.
Лишь на западной оконечности острова росла чахлая унылая трава и простирались болота. Иногда можно было увидеть издалека дикого оленя, но главной живностью были всевозможные змеи, попадавшиеся тут так часто, что пропадало всякое желание забредать в их царство. Во всех остальных частях острова были пески. Ни одного родника, сплошная низкая пустыня, едва возвышающаяся над окружающим со всех сторон морем.
Лишь рядом с бухтой царило некоторое оживление. Целый поселок, называемый пиратами Кампече, раскинулся вокруг прекрасно укрытой гавани. У входа поместился небольшой каменный форт как защита от тех, кто дерзнет потревожить обосновавшуюся здесь вольницу.
Нужда – великая учительница. Блохин потихоньку стал понимать французскую речь, на которой изъяснялось большинство флибустьеров. Не сказать чтобы очень уж сильно, однако кое-какие понятия стали ясны, и матрос уже мог связать между собой несколько слов, дабы довести до собеседников какую-нибудь простейшую мысль.
Вопреки ожиданиям отношение к Блохину оказалось неплохим. Многие разбойники даже старались набиться ему в приятели. Матрос довольно быстро уяснил, что на него смотрят здесь не как на раба, а как на грядущего соратника в нелегком деле ограбления ближнего.
Тот факт, что Блохин в свое время несколько проредил ряды их соратников, нимало не смущал пиратов. Напротив, проявленные при этом сноровка и сила вызывали в разбойниках восхищение. Здесь вообще ценилось умение постоять за себя, а уж богатырская удаль казалась пределом совершенства.
Чувства Блохина были сложнее. Злость к недавним похитителям, та, которая заставляет бросаться в заведомо безнадежную схватку, давно прошла. Осталась печаль по погибшим товарищам, усталость да потаенное, почти не вылезающее наружу желание отомстить. Но в бытовом отношении некоторые из пиратов вызывали чувства если не дружеские, то, по крайней мере, обычные человеческие, как к соседям, с которыми ты волей-неволей обязан жить рядом.
По утрам же и вечерам моряк самозабвенно молился, прося Господа укрепить его в тяжелых испытаниях и помочь найти в душе прощение врагам. В основном помогало, но порою накатывало такое…
Зашедшее как-то утром в бухту судно, явно не пиратское, о чем говорил флаг Североамериканских Штатов на мачте (этот флаг Блохин знал), моряк встретил словно дар небес. К счастью, опомнился он быстро. Да, прибывшие моряки не занимались морским разбоем, и их руки были чисты от крови. Зато они скупали у пиратов добычу, иначе почему последние настолько спокойно восприняли этот приход и даже радовались гостям?
На берег сошел степенного вида вальяжный господин в сюртуке и первым делом проследовал к складам, где хранился груз со «Святого Антония», а может, и не только с него.
Мелькнула было мысль попытаться втихаря договориться с матросами, вдруг кто согласится припрятать беглеца, однако Блохин оценил морды моряков и понял: эти сразу выдадут его желания островитянам, а дальнейшее даже трудно предсказать. Забраться же самому среди белого дня на парусник нечего было и пытаться. Не слепые же вокруг! Тут пока доплывешь! Да и как спрятаться на шхуне?
Блохин сплюнул в досаде и пошел прочь. Не хотелось лишнего соблазна, раз все равно нельзя воспользоваться случаем.
За его спиной шел торг, и вальяжный американец степенно, отнюдь не по-восточному, пытался сбить стоимость товара. Мол, не уступите – разорюсь!
С другой стороны, мало добыть товар. Зачем он нужен, если некому его затем перепродать? А уж какая выгода перекупщикам! Контрабанда всегда приносит прибыль повыше, чем официальная сделка, и потому предприятие флибустьеров просто обязано было процветать.