Тут же генерал увидел мужчину в добротном элегантном костюме. Яков Наумович учтиво ему кивнул и поприветствовал:
— А вы, пожалуйста, пройдите в третий кабинет. — Яков Наумович, приоткрыв дверь третьего кабинета, обратился с порога в глубину: — Будь добра, тщательный осмотр, а потом мне расскажешь. Я займусь господином.
— Вы от Павла Николаевича, я правильно понял? Ну, я так и знал. Проходите. Прошу прощения за небольшую задержку.
Генерал хотел сесть в кресло, но Яков Наумович Кучер взял его под локоть:
— Пойдем, Федор Филиппович, ко мне, пока я буду работать, мы с тобой немного поговорим, не виделись ведь целую вечность.
— У вас здесь хорошо.
— Стараемся соответствовать европейским стандартам, — хохотнул стоматолог, показывая свои замечательные зубы. — Вот сюда, здесь тебе будет удобнее. Присаживайся, Федор Филиппович.
В кресле полулежала женщина. Генерал Потапчук с удовольствием наблюдал, как работает его приятель. Каждое движение Якова Наумовича было точным, выверенным, безошибочным. При этом, разговаривая, он время от времени бросал на Потапчука короткие ободрительные взгляды. Что делает Яков Наумович, генерал Потапчук понять не мог, как ни старался.
— Ну вот, как родной. Проверьте языком, нигде ничего не цепляет, не царапает?
— Нет, что вы, замечательно!
— Посмотрите, — Яков Наумович взял со столика зеркальце и подал женщине.
Та с полминуты смотрела на свои зубы, лицо ее было удивленным. Затем подняла глаза и посмотрела на врача, улыбнулась и опять посмотрела на свои зубы.
— Ну как? — спросил стоматолог.
— А собственно, Яков Наумович, что же вы такое сделали? У меня такое ощущение, будто все осталось, как было.
— Это самое лучшее ощущение, голубушка, — сказал Яков Наумович, развязывая накидку и снимая ее с полулежащей женщины. Он галантно помог ей слезть с кресла, учтиво поклонился: — Пройдите к администратору, к стоечке, там вам все объяснят. И если что-нибудь будет беспокоить, хотя, я уверен, года два с прежними проблемами вы не столкнетесь, приходите.
Женщина посмотрела на Потапчука. Ее лицо было немного измученным, но скорее всего не работой Якова Наумовича, а собственным ожиданием, напряжением и всеми теми чувствами, которые испытывает нормальный человек, попав в кабинет к стоматологу.
— Ну, Федор Филиппович, располагайтесь, принимайте удобную позу. Я вижу, вы чем-то сильно озабочены кроме больного зуба?
— О да, — выдохнул генерал Потапчук, устраиваясь поудобнее в кресле.
Яков Наумович чисто парикмахерским жестом набросил накидку, аккуратно завязал сзади.
— Ну, хвалитесь. Так широко рот можете не открывать.
Сунув в рот зеркальце и прикасаясь уже вымытыми руками к щеке, Яков Наумович издал стон.
— Что, мои дела так плохи?
— Да уж, — неудовлетворенно, как показалось Потапчуку, ответил Яков Наумович.
— Безнадежный зуб, Яков Наумович?
— Нет, не все так сразу. Давайте посмотрим, изучим ситуацию, все взвесим, проанализируем, а тогда уж будем делать выводы, станем рассуждать. Где-то у меня есть снимочек ваших зубок, сейчас, секунду, — Яков Наумович вышел из кабинета, через плечо бросил: — Федор Филиппович, рот можно закрыть. Что вы сидите, как птенец в гнезде?
После этой нехитрой шутки Потапчуку на душе стало немного легче, и он понял, дела его хоть и плохи, но не безнадежны.
Через пару минут появился Яков Наумович с рентгеновскими снимками в пальцах. Долго рассматривал их на свет, поворачивая голову то вправо, то влево. Сменил очки.
— О боже, — произнес он, пренебрежительно взглянув на Потапчука.
— Что вы меня пугаете? Вы же знаете, Яков Наумович, я человек терпеливый.
— Да уж, потерпеть вам придется. Эх, лет двадцать назад, Федор Филиппович, когда мы с вами были молодыми, когда на женщин заглядывались, я бы вас помучил, причем от души. А сейчас времена другие, двадцать первый век на дворе, третье тысячелетие, я стараюсь соответствовать всем мировым тенденциям, так что терпеть вам не придется. Сейчас сделаем укольчик, и я лично займусь вашим зубом.
— Будем удалять?
— Что вы так вот сразу — удалять? Я же вам ничего пока не сказал, сказал, что займусь им.
— А как у вас вообще дела? — спросил Потапчук. Зуб у него перестал болеть напрочь, не ныл, не дергал, в общем, абсолютно не беспокоил.
— Ну как у меня, старого еврея, могут обстоять дела? Вот застрял в этой стране, дети звонят…
— Где они? — осведомился Потапчук.
— А то вы, Федор Филиппович, не знаете! Небось прежде чем ехать, личное дело Якова Наумовича Кучера посмотрели от первой странички до последней? Я-то вас знаю.
— Никуда я не смотрел!
— И правильно, я сам все расскажу. Давайте разговор построим по-другому: вы будете молчать, а говорить будет Яков Наумович, Вы все-таки у меня в кабинете, а не я у вас.
— Вас это радует?
— Не то чтобы радует, но и не огорчает. Все, открываем рот. — В руках стоматолога сверкнул маленький шприц. — Сейчас немножко будет больно, совсем немножко.
Яков Наумович сделал укол, от которого генерал поморщился, бросил шприц в корзину для мусора и посмотрел в глаза Потапчуку:
— Теперь минут пять можем пообщаться. Говорите, спрашивайте, отвечу на все интересующие вас вопросы.
— Вы шутник.
— Да уж, без шуток в наше время не проживешь. Такие дела, что приходится лишь отшучиваться да отбрехиваться.
— Давно на родине были, Яков Наумович?
— О, давненько, уже одиннадцать лет как не посещал родной Витебск. Одиннадцать лет, а как один миг! Правда, родственники наезжают, Фима был месяца четыре назад. Повезло же мне с ним.
— Кто такой Фима?
— Есть у меня родственничек из Витебска, он и сейчас там живет. Был талантлив, как его дед. Представляете, Федор Филиппович, в четыре года он начал читать и в четыре года играть на скрипке. А в девять он уже стал лауреатом какого-то важного конкурса.
Потапчук кивал. Он уже не чувствовал щеки, язык стал непослушным, немного одеревенел.
— Ну как, действует? — улыбнулся Яков Наумович, словно видел своего пациента насквозь.
— Да, действует, — выговорил Федор Филиппович и тут же задал вопрос: — И что ваш Фима представляет собой сейчас?
— Конченый человек. Его можно было бы списать, вычеркнуть из списка родственников. Но вы же знаете, моя Фаина такая сердобольная, ну такая сердобольная, она даже котикам в подвал каждое утро выносит еду.
— О да, помню, — произнес Потапчук, словно он следил за супругой Якова Наумовича и прекрасно был осведомлен о том, чем занимается пожилая женщина. — А вы как, Яков Наумович?