– О чем разговор? – Подошедший Ширяев уже хорошо на взводе, хотя держится молодцом.
Узнает и тут же заявляет, что предложение надо принять.
– Дю Кас опять говорил о намерениях короля превратить морских бродяг в послушных подданных, – вместо ответа сообщает Командор. – Мол, пусть хозяйничают на земле, а желающие переходят в военный флот. И сделать это он требует возможно скорее.
– Но мы-то не французы! – возражает Григорий.
– Мы – нет. Но сдается мне, что по окончании войны эра свободных пиратов потихоньку закончится. Все замирятся, и наших коллег будут развешивать на мачтах, едва поймают на месте преступления.
– А когда она закончится? – задает неумный вопрос Ширяев.
Неумный потому, что мы уже пытались восстановить в памяти даты, однако никто толком ничего не помнит. Всевозможных войн было столько, что пойди удержи их в памяти!
– Тогда тем более надо соглашаться, – делает вывод Григорий. – Пока еще есть возможность.
– Согласимся ближе к весне, – кивает Командор.
Я-то знаю, что наш предводитель внутренне давно готов на любую авантюру и не упустит шанс. Отсрочка же нам необходима для текущего ремонта кораблей, да и Кабанов втайне лелеет надежду, что англичане вновь соберутся с деньгами и можно будет пограбить их.
Что до меня, то пиратствовать мне уже надоело. Только ничем другим на островах заняться нельзя. Вся торговля в руках Вест-Индской компании, плантатором я быть не хочу, кабак содержать не очень-то и выгодно…
Скорее бы в Европу!
– Только это будет последний поход. Обеспечим всех наших хорошей добычей и будем завязывать. Все. Давайте больше не будем о делах. Праздник все-таки, – предлагает Кабанов.
Новый год… Интересно, сумеем ли мы дотянуть до следующего? А если сумеем, то где будем встречать? Мир большой, и кто знает, куда забросит прихотливая судьба?
Может, удастся осесть на берегу в тишине и покое?
Словно в ответ в комнате вновь звенят струны, и Женя поет:
И в беде, и в радости, и в горе
Только чуточку прищурь глаза…
В флибустьерском дальнем море
Бригантина поднимает паруса…
Прибытие в Кингстон капитана Джексона можно было назвать даром небес. Еще толком недостроенный, но уже пострадавший город был совершенно беззащитным. Пожелай французы напасть на него всерьез, не в виде рейда за выкупом, и нечем было даже защититься. Форт не возведен, эскадра командора Пирри погибла, а тут вдруг пришли целых два корабля, правда проделавшие немалый путь, но все-таки…
Лорд Эдуард, на правах посланника короля отстранивший оплошавшего губернатора от дел, временно возглавил колонию сам. Необходимые донесения он послал с отходящим в Англию судном и теперь терпеливо вникал в местные дела да ломал голову, как бы поправить их невеселый ход.
В этот-то момент в гавани и бросили якоря два фрегата. Они прибыли не из метрополии, там просто еще не успели узнать о последних событиях. Эти фрегаты давно бороздили воды Карибского моря. После коварного нападения Командора на Барбадос корабли были посланы туда для охраны острова, однако дошедшие слухи о смерти Пирри и налете на Кингстон заставили капитана Джексона самостоятельно принять решение о возвращении на Ямайку.
Сам капитан, средних лет и среднего роста, несмотря на довольно поздний час, немедленно прибыл в губернаторский дворец.
Лорд Эдуард еще не ложился и велел провести капитана в гостиную. Здесь же восседал неизменный сэр Чарльз и пожелавшая присутствовать при разговоре Мэри.
Девушка едва не заболела после налета Санглиера. Лишь возвращение отца заставило дочь встать с постели. Она с неожиданной живостью расспрашивала подробности пребывания в плену, картины морского боя, однако лорд Эдуард был с дочерью немногословен. Сказал, что условия были сносными, а бой, как виделось с острова, был подготовлен Санглиером заранее, и подготовлен так, что у английских моряков не было ни одного шанса.
Мэри выслушала и слегла снова. Несколько дней она фактически не вставала с постели. Говорила мало, ни на что особо не жаловалась, но была не по-хорошему задумчива и очень грустна.
Потом болезнь перешла в новую форму. Девушка то была безучастна ко всему, и мысли ее витали где-то далеко, то вдруг с каким-то нервным возбуждением начинала носиться на лошади по окрестностям Порт-Ройала, фехтовать в парадном зале губернаторского дворца или тормошить всех дурацкими вопросами ни о чем.
Известие о пришедших кораблях, похоже, взбодрило девушку, и она заявила, что обязательно будет присутствовать при беседе с моряками. Обычно лорд Эдуард старался не допускать Мэри до сугубо мужских скучных дел, но тут не стал отказывать дочери.
Да и как отказать? Судьба не дала лорду Эдуарду наследника рода, а ранняя смерть жены и собственноручное воспитание единственного ребенка способствовали тому, что многие находили у леди Мэри мужской склад ума. Ее же решимости и умению владеть оружием могли позавидовать многие юноши.
Лорд Эдуард коротко поведал моряку о своих приключениях и событиях, которые произошли в городе.
– Когда командор Пирри был убит, губернатор был вынужден согласиться на требования бандитов, – заключил он свой рассказ, ни словом не обмолвившись об участии дочери.
Точно так же ничего не рассказала отцу Мэри. О ее попытке убить Санглиера и последующем обмороке лорд узнал от губернатора. Промаху он значения не придал, подобное может случиться с каждым, а обморок… Так все-таки девушка, господа! Губернатор – мужчина, но вел себя куда хуже. Даже не в комнате, а вообще. Мог бы организовать нормальную оборону города. Как понимал лорд Эдуард, вряд ли флибустьеров было больше пятисот человек.
Что до покойного командора Пирри, то его смерть явилась лучшим выходом для всех. После бесславной потери эскадры ему было не миновать суда, а так – убит и убит. Какой спрос с мертвеца?
– Меня волнуют несколько вопросов, – с бесстрастным лицом подытожил повествование лорд Эдуард. – Дерзость Санглиера перешла все мыслимые границы. Он ведет себя с нами, словно с испанцами. Нагло, не считаясь с соотношением сил. Эскадру он уничтожил так, словно это были не боевые корабли Его Величества, а какие-то заурядные торговцы. Города же захватывает играючи. С этим надо что-то делать.
– Я думаю, городам больше ничего не грозит, – подал свой голос сэр Чарльз.
– Почему?
– Потому, что взять с них больше нечего, – невозмутимо пояснил свою мысль толстяк. – Что до дерзости, то основные приемы Санглиера достаточно одинаковы. Он тайно высаживается на берег, ночью тихо захватывает форт, а затем его люди так же тихо занимают город. Насколько можно судить, потерь он почти не несет, да и жителей без крайней необходимости не трогает.