Впрочем, на обывателей бандиты пока не разменивались. Так, постреливали вышедших и выглянувших из домов, стреляли в собак, в сами же дома практически не заходили. Предпочитали прежде разделаться с очагами стихийного сопротивления: двумя большими и полудюжиной мелких.
Степан Петрович с самого начала возглавлял один из таких очагов. Он как раз встречался с теми самыми проверенными людьми, о которых говорил своим гостям, когда на вокзале заголосили пулеметы. Их грозная песнь пришлась на окончание рассказа о бесчинствующей в недалекой Рудне банде, и вникать в смысл мужчинам долго не пришлось.
Часть беседующих проворно исчезла, остальных, человек десять, нападение заставило разойтись, но лишь затем, чтобы забрать из тайников винтовки и патроны.
Это был город Степана Петровича и его друзей. Здесь они родились, выросли, знали каждую улочку, любой переулок.
Решение пришло сразу. Глупо сражаться в одиночку. Против силы надо собирать свою силу, и небольшая группа двинулась к юнкерам.
Юнкера были организованны, ими командовал бывалый командир, и если была надежда справиться с бандой, то она могла быть связана лишь со школой.
Шли быстро, избегая площадей и главных улиц. Была проделана немалая часть пути, когда на одном перекрестке внезапно столкнулись с идущим наперерез отрядом.
Коварная луна как раз выглянула из облаков, осветила улицы, и в ее бледном свете противники сразу обнаружили друг друга.
Бой был короток. Несколько человек, бывших со Степаном Петровичем, так и остались лежать на перекрестке. Кто-то был убит на другой стороне. Однако бандитов было раза в два больше, и смоляне стали отступать.
Как это часто бывает, отступление переросло в бегство. Степану Петровичу со своей ногой было никак не угнаться за здоровыми. Он стал быстро отставать. Пули же свистели над головой, и где-то сзади раздавался топот ног.
Дальнейший кусок не оставил в памяти почти никаких следов. Скорее всего, Петровичу удалось перелезть через какой-то забор, затаиться, пропустить погоню мимо, а потом, для гарантии, попетлять задами и глухими переулками.
В себя Степан Петрович пришел от близких голосов. Он сидел, прислонившись к какому-то забору, чертовски болела нога, а легкие ходили ходуном от недавнего бега.
Винтовка все еще оставалась с ним, и это вселяло призрак надежды. Одинокое облако как раз набежало на луну. Вокруг сразу потемнело, зато к невнятному говору добавился отдаленный шум мотора, и этот шум заметно приближался с каждым мгновением.
А потом темным, медленно двигающимся с погашенными фарами силуэтом в просвете забора появился автомобиль. Он явно старался остаться незамеченным, но шум мотора выдавал его, пассажирам же, напротив, мешал вслушиваться в ночную тишину.
Выскочившие из темноты люди оказались для ехавших неприятным сюрпризом. Вновь выглянувшая луна с любопытством наблюдала, как под дулами винтовок пассажиры застыли, не сделали даже попытки к сопротивлению, а затем руки потянулись вверх, словно в стремлении достать коварную луну. Да разве достанешь?!
– Гликось, похоже, важная пташка залетела! – донеслось до затаившегося Степана Петровича.
Мужчина с удвоенным любопытством припал к щели. Столпившиеся бандиты не давали возможности разглядеть пойманных. Но автомобиль показался знакомым, да и так ли много в городе автомобилей?
– Ванька, дуй быстрее к Янису! Он должен быть в конце улицы. Пусть посмотрит, кого мы споймали! – раздался тот же голос.
Один из бандитов сорвался с места, припустил куда-то бегом.
Янис! В памяти всплыли рассказы Орловского и Курицына, в которых прозвучало имя главаря.
Степан Петрович напрягся, как мог, стал приглядываться к происходившему. Он сразу решил, что подстрелит атамана, а там будь что будет! В конце концов, все равно умирать, и лучше, когда твоя смерть послужит чьему-то благу.
На какой-то миг бандиты чуть расступились, выводя пассажиров из автомобиля. Показалось или нет, но один из них был самим Шнайдером.
Никакой любви к местным правителям Степан Петрович не испытывал. С чего? Это же не законный государь, а так, невесть кто. Единственное, чего было жаль, – тот же Шнайдер по своему положению и наличию в его распоряжении вооруженных отрядов мог бы здорово помочь в отражении нападения.
Или это не он? Опять все столпились так, что за их спинами не разобрать.
Издалека донесся быстрый перестук, и в поле зрения Степана Петровича на полном скаку выскочило полтора десятка всадников.
– Где? – Скакавший первым высокий крупный мужчина в кожаной, чуть отливающей в лунном свете куртке осадил коня и застыл над своими людьми.
Освещение проделало с ним скверную шутку. Цвет широкого лица казался трупно-белым, и затаившегося Степана Петровича пробрала жуть.
И не только из-за цвета атаманского лица. В воздухе непонятным образом разлилась угроза. Так порою бывает перед грозой. Еще царит затишье, но что-то шепчет нам: это ненадолго. Еще миг – и полыхнет молния, понесутся артиллерийскими залпами раскаты грома, а сверху рухнут сплошные потоки воды.
Бандиты что-то загомонили, но настолько тихо, что слов было почти не разобрать.
А потом вперед вытолкнули одного из пленников.
Шнайдер! Пусть нечасто Степану Петровичу доводилось видеть гражданина по борьбе с контрреволюцией, однако обознаться он не мог. Черные густые волосы, большой нос, толстые губы…
Глаза Яниса полыхнули красным. С мгновенным опозданием екнуло сердце Петровича. Оказывается, разные вещи – бороться с привычной опасностью и столкнуться с чем-то, чему и название не подберешь.
Пытаясь успокоиться, Степан Петрович невольно поискал взглядом факел, хотя бы огонек самокрутки, короче, хоть что-нибудь могущее дать такой отблеск.
Ничего. Только светила по-прежнему предательница луна. Звезды же можно было не принимать в расчет.
– Ты – Шнайдер? – спросил Янис.
Он ловко спрыгнул с седла, бросил поводья одному из сопровождавших его кавалеристов и встал рядом с членом правительства. Какое-то время они глядели друг другу в глаза, а затем Янис что-то очень тихо прошептал.
Шнайдер так же тихо ответил.
– Всем прочь! Пока не позову! – по-русски Янис выражался с сильным акцентом.
Его люди немедленно отошли в сторону, так чтобы не слышать разговора. Чувствовалось, ослушников Янис не любил.
О чем толковали пленник и атаман, не слышал, наверное, никто. Очень тихо велась беседа.
Степан Петрович не слышал беседы не только поэтому. Страх неожиданно усилился, перешел в необъяснимый ужас, и отставной солдат ни жив ни мертв приткнулся за забором.
О винтовке он напрочь позабыл. Как и о своем желании во что бы то ни стало уничтожить главаря.
По спине стекал холодный пот, руки сделались липкими, а сердце стучало так, что его должны были слышать далеко за окраинами города. И не было сил, чтобы отползти чуть подальше, получше спрятаться, попробовать избежать чего-то неведомого, но более страшного, чем сама смерть.