– Хорошо, – произнес Худ. – Назовите мне варианты. Наверняка должны быть какие-нибудь варианты.
– Только один, – сказал Херберт. – Причем довольно сложный. Можно попытаться получить президентское прощение.
– Ну и отлично! – резко выпрямился Худ.
– Я знал. что тебе это понравится, – усмехнулся Херберт. – Я уже говорил с генералом Ванзалдом и Стивом Берковым. Они все знают, и они на нашей стороне.
Особенно Стив, чему я, честно говоря, чертовски удивлен.
– Каковы наши шансы?
– Главное, чтобы информация не попала в прессу. Я попросил Энн проконтролировать ситуацию. Если журналисты пронюхают про инцидент, президент не станет ничего предпринимать, пока не получит официального юридического заключения. Американский генерал хладнокровно расстрелял раненого, безоружного курда... Это все-таки крупный политический скандал – как дома, так и на международном уровне.
– Конечно, – саркастически заметил Худ. – Никто и не вспомнит, что перед этим курд чуть не сжег его паяльной лампой.
– Генерал, кстати, был шпионом, – напомнил Херберт. – Мировое общественное мнение будет против нас, Пол.
– Пожалуй, да, – согласился Худ. – Кого еще мы можем привлечь для разговора с президентом?
– Министр обороны на нашей стороне. Через десять минут он встречается с вице-президентом. Посмотрим, что это даст. Пока что репортеры не очень интересуются судьбой семерых курдов, которые пострадали в долине Бекаа. Они удовлетворились версией пресс-центра сирийской армии.
– Добивайтесь прощения, Роберт, – сказал Худ. – И звоните мне по каждому вопросу, который будет возникать. Вы и Марта.
– Обязательно, – пообещал Херберт.
– Дьявол, – простонал Худ, – я чувствую себя здесь совершенно бесполезным. Что я могу сделать?
– Только одно, – произнес Херберт. – У меня на это действительно нет времени.
– Что же? – спросил Худ.
– Молитесь. Усердно молитесь.
Вторник, двенадцать часов тридцать восемь минут дня
Вашингтон, округ Колумбия
Боб Херберт сидел в инвалидном кресле и читал исполненную на бланке Белого дома копию письма генеральному прокурору.
Президент расположился за столом напротив и читал свой экземпляр. Здесь же, в Овальном кабинете, присутствовали советник по национальной безопасности Бер-ков, председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал Ванзалд, советник Белого дома по юридическим вопросам Роналд Рицци и Марта Маколл. Все изучали один и тот же документ. Херберт, Рицци, Берков и Ванзалд знали его наизусть. Они проработали над ним добрых полтора часа после того, как Рицци сообщил, что президент согласен рассмотреть прошение о помиловании генерала Майка Роджерса.
Президент откашлялся. Дочитав бумагу до конца, он вернулся к заголовку и перечитал письмо вслух. Он всегда делал так на случай, если придется публично отчитываться за свое решение.
"Настоящим постановлением я предоставляю полное и безоговорочное прощение генералу армии Соединенных Штатов Майку Роджерсу. Данное прощение распространяется на деяния, которые он совершил или мог совершить, выполняя совместное разведывательное задание с представителями Республики Турция.
Своей долгой и безупречной службой, мужеством и отвагой генерал Роджерс принес огромную пользу народу и правительству Соединенных Штатов Америки.
Дальнейшая проверка его исполненных героизма и мужества поступков не принесет чести нации и государству".
Президент кивнул и рассеянно постучал пальцами по бумаге. Затем взглянул на стоящего слева от стола лысеющего Роналда Рицци.
– Хорошо, Ролло.
– Спасибо, мистер президент.
– Более того, – улыбнулся он, – я в это верю. Не часто приходится говорить такое о бумагах, которые мне приносят на подпись.
Марта и Ванзалд засмеялись.
– Убитый был гражданином Сирии, – сказал президент. – И погиб в Ливане.
– Совершенно верно, сэр.
– Если все-таки они начнут на нас давить, какие юридические соглашения действуют на этот счет между Дамаском и Бейрутом?
– Теоретически, – произнес Рицци, – они могут потребовать выдачи генерала Роджерса.
– Мы, разумеется, на это никогда не пойдем.
– Сирия укрывает больше террористов, чем любая страна в мире, – проворчал Берков. – Я бы даже хотел, чтобы они потребовали его выдачи, а мы смогли им отказать. В грубой форме.
– Смогут ли они навредить нам через прессу? – спросил президент.
– Для этого им потребуются доказательства, сэр – сказал Рицци. – Равно как и для выдачи генерала Роджерса.
– Кстати о доказательствах, – сказал президент. – Где тело убитого курда?
– В пещере, которая служила им штаб-квартирой, – сказал Боб Херберт. – Прежде чем покинуть район, десантники подорвали в ней боеголовку «томагавка».
– Наша пресс-служба сообщила, что он погиб при взрыве, – сказала Марта. – Ни у кого не возникло никаких сомнений, в том числе и у курдов.
– Это хорошо, – произнес президент и вытащил черную шариковую ручку.
В самый последний момент он задумался и произнес:
– Есть ли уверенность в том, что генерал Роджерс поддержит нашу игру? Не хотелось бы, чтобы он сел за мемуары или обратился в прессу.
– Я за него ручаюсь, – сказал Ванзалд. – Это человек команды.
– Ловлю вас на слове, – кивнул президент и подписал бумагу.
Рицци взял подписанное помилование. Президент поднялся, все двинулись к выходу. Рицци подошел к Херберту и вручил ему ручку. Начальник разведки стиснул ее между пальцами, потом торжественно засунул в карман.
– Напомните генералу Роджерсу, что все, что он теперь сделает, повлияет не только на его судьбу, но и на карьеру поверивших в него людей.
– Майку не надо об этом напоминать, – сказал Херберт.
– Он прошел через настоящий ад, – добавил Рицци, – Обеспечьте ему полноценный отдых.
– Мы позаботимся об этом, – сказала Марта. – Спасибо вам, Роналд.
В коридоре Херберт еще раз подумал о том, что Майк Роджерс никогда не подведет людей, выступивших в его защиту. Но и Рицци прав: Майк прошел через ужасные испытания. И речь идет не просто о пытке. Генерала угнетала мысль, что РОЦ был захвачен во время его дежурства. Виноват он или нет, но дорогостоящее оборудование едва не досталось врагу, а люди претерпели ужасные мучения. Теперь ему предстоит жить, сознавая, что из-за его просчета отряд десантников едва не попал под удар своей же ракеты. Как объяснила психолог Оп-центра Лиз Гордон, это в конечном итоге может оказаться самым тяжелым испытанием.