— И что?
— А то, что теперь я живу в квартире в Манхэттене, а не на военной базе, и вместо стрелкового оружия ношу чемоданчик.
Ричер кивнул.
— Мне это прекрасно известно.
— А знаешь, почему?
— Полагаю, потому, что ты этого хочешь.
— Вот именно. Потому что я этого хочу. Я сделала сознательный выбор. Сама. Я выросла в армии, как и ты, и если бы захотела, могла, как и ты, стать военным. Но я не захотела. Я захотела учиться в университете, на юридическом факультете. Я захотела устроиться на работу в крупную фирму и со временем стать партнером. И почему?
— Почему?
— Потому что я хотела жить в мире, где правят законы.
— В армии законов предостаточно, — заметил Ричер.
— Это не те законы. Я мечтала о гражданских законах, Ричер. Цивилизованных законах.
— И что ты всем этим хочешь сказать?
— А то, что я много лет назад навсегда рассталась с армией и не хочу в нее возвращаться.
— Никто и не предлагает тебе вернуться в армию.
— Но с тобой мне начинает казаться, что я снова в армии. И даже хуже. Ты расправился с Петросяном? Я не желаю жить в мире, где действуют такие законы. И тебе это прекрасно известно.
— Так как же я должен был поступить?
— В первую очередь, ты не должен был ни во что вмешиваться. В тот самый первый вечер в ресторане ты должен был спокойно уйти и вызвать полицию. Вот как поступают здесь.
— Где здесь?
— В цивилизованном мире.
Ричер сел на табурет и положил руки на стол. Растопырил пальцы и прижал ладони. Крышка стола была холодной. Что-то вроде гранита, серого и блестящего, отшлифованного так, чтобы на поверхности сверкали крошечные искорки кварца. Углы аккуратно скруглены. Крышка имела в толщину около дюйма и, вероятно, стоила очень дорого. Ее место здесь, в цивилизованном мире, где человек готов работать сорок часов, сто, двести часов, а затем обменивать полученное за труд вознаграждение на предметы, которые, как ему кажется, сделают более красивой его кухню в дорогих отреставрированных зданиях на Бродвее.
— Почему ты перестал мне звонить? — спросила Джоди.
Ричер уставился на свои руки. Они лежали на полированном граните, словно обнажившиеся корни какого-то молодого деревца.
— Я решил, что ты в безопасности, — сказал он. — Где-то скрываешься.
— Ты решил, — повторила Джоди. — Но наверняка ты не знал.
— Я предположил. Я позаботился о Петросяне и решил, что ты позаботилась о себе. Я считал, мы достаточно хорошо знаем друг друга.
— Боевые товарищи, — тихо произнесла она. — Однополчане, майор и капитан, которым поручено ответственное и опасное задание, полностью полагаются на то, что каждый сделает свое дело до конца.
Он кивнул.
— Совершенно точно.
— Но я не капитан. Я нигде не служу. Я адвокат. Адвокат из Нью-Йорка, я одна и мне страшно, потому что я оказалась вовлечена в то, что мне совершенно чуждо.
— Извини.
— И ты тоже не майор, — продолжала Джоди. — Ты больше не майор. Ты гражданское лицо. Ты должен жить по гражданским законам.
Ричер снова кивнул. Ничего не ответив.
— И в этом главная проблема, так? — сказала Джоди. — Мы оба столкнулись с одной и той же проблемой. Ты втянул меня в то, что мне чуждо, и я втянула тебя в то, что чуждо тебе. Я имею в виду цивилизованный мир. Дом, машина, жизнь на одном месте, занятие обычными делами.
Ричер молчал.
— Наверное, это я во всем виновата, — продолжала она. — Я так стремилась ко всему этому. Господи, как я к этому стремилась! И мне очень нелегко признать, что тебе, возможно, все это не нужно.
— Мне нужна ты, — сказал Ричер.
Джоди кивнула.
— Знаю. А мне нужен ты. И тебе это тоже известно. Но нужна ли мне та жизнь, которую ведешь ты, и наоборот?
Демон скитаний в душе Ричера торжествующе завопил, словно болельщик, радующийся забитому мячу. «Она сказала это! Сама сказала это! Так что теперь вы можете говорить начистоту! Не тяни! Не упусти возможность! Высказывай все, что у тебя на душе!»
— Не знаю, — сказал он.
— Нам нужно это обсудить.
Но разговоры пришлось отложить на потом, потому что настойчиво запел звонок двери в подъезд, словно кто-то надавил на кнопку, не собираясь ее отпускать. Встав, Джоди прошла к домофону, открыла дверь и осталась ждать в гостиной. Ричер сидел на табурете за столом с гранитной столешницей, разглядывая сквозь растопыренные пальцы искрящиеся зерна кварца. Лифт остановился на этаже, открылась входная дверь. Послышались голоса, быстрые шаги по коридору. Джоди вернулась на кухню. Рядом с ней стояла Лиза Харпер.
Харпер по-прежнему была в своем втором костюме, ее волосы по-прежнему свободно ниспадали на плечи, но это было единственное сходство с тем, что видел Ричер при предыдущей встрече. От медлительного спокойствия не осталось и следа; оно уступило место лихорадочному напряжению. Глаза молодой женщины были красными и опухшими.
— В чем дело? — спросил Ричер.
— Убийца нанес новый удар.
— Где?
— В Спокане.
— Не может быть!
— Да. Убита Элисон Ламарр.
Наступило молчание.
— Полное дерьмо! — наконец прошептал Ричер.
Харпер кивнула.
— Да, полное дерьмо.
— Когда?
— Вчера, когда именно, пока неизвестно. Убийца ускорил шаг. Перестал выдерживать временной интервал. Следующее преступление должно было произойти только через две недели.
— Как это случилось?
— Так же, как и в предыдущие разы. Элисон долго звонили из больницы, чтобы сообщить о смерти отца, но никто так и не ответил. В конце концов вызвали полицию, полиция отправилась к ней домой и обнаружила ее. Мертвую, в ванне, в краске, как и всех остальных.
Снова молчание.
— Черт побери, но каким образом убийце удалось проникнуть в дом?
Харпер покачала головой.
— Он просто вошел в дверь.
— Проклятие, я не могу в это поверить.
— Место оцеплено. Туда направляется специальная бригада криминалистов из Квантико.
— Они ничего не найдут.
Опять молчание. Харпер возбужденно обвела взглядом кухню.
— Блейк хочет, чтобы ты вернулся, — сказала она. — Теперь он обеими руками поддерживает твою теорию. Верит, что женщин всего одиннадцать, а не девяносто одна.