Я почувствовала дрожь в коленях и села на диван. Мальчик! У Володьки появился сын, только Костин об этом никогда не узнает, и только от меня зависит, достанется ли ребенку незамаранное имя.
Я очень давно не бывала в ГУМе, последний раз, кажется, заходила туда году этак в 90-м, пытаясь найти зимние сапоги. Помню огромную очередь, начинавшуюся на первом этаже и заканчивавшуюся в недрах второго, номер, написанный шариковой ручкой на ладони, крики «вас здесь не стояло» и «больше двух пар одному человеку не давайте»… Сапоги мне, естественно, не достались. Мамочка добыла их у фарцовщика, переплатив за обувку ровно вдвое. И вообще, Главный Универсальный Магазин мне никогда не нравился. Продавщицы в нем выглядели, словно неприступные крепости, а товар поражал убожеством. За мало-мальски приличными вещами, вроде польской косметики и венгерского трикотажа, мигом начинали змеиться хвосты. Впрочем, существовала тут где-то двухсотая секция, где отоваривалась кремлевская верхушка. Поговаривали, что там на прилавках есть все, начиная от совершенно недоступных дубленок и заканчивая такой милой ерундой, как заколки-невидимки, украшенные пластмассовыми цветочками… Но я, естественно, никогда не бывала в элитарном отделе, а выйдя замуж и став женой преуспевающего бизнесмена, предпочитала ЦУМ или маленькие бутики. Потом последовал развод, из обеспеченной дамы я мигом превратилась в бедную, и вопрос о покупке одежды отпал сам собой. Сейчас я не так плохо зарабатываю, но по старой памяти бегу на рынок. Впрочем, Катюша присылает из Америки регулярно посылки. Не далее как неделю назад мы получили с оказией огромный ящик из-под сигарет «Мальборо», набитый под завязку всякой всячиной.
Следует признать, однако, что нынешний ГУМ разительно отличался от прежнего. В нем практически не было покупателей. Редкие люди бродили по роскошным отделам, где на полках, вешалках и стеллажах находилось огромное количество красивых вещей. Да и продавщицы резко изменились. Вместо толстых баб предпенсионного возраста в синих халатах за прилавками стояли молодые женщины, изо всех сил старавшиеся угодить покупателям.
Секция «Бирмолина» не была исключением.
Не успела я шагнуть на бежевый ковролин, как ко мне со всех ног кинулась девочка в узеньком темно-бордовом костюме.
– Заходите, у нас сейл.
– Кто? – не поняла я.
– Распродажа.
– А-а-а, простите, Алена тут?
Продавщица поскучнела и крикнула:
– Лена, выйди.
Из заднего помещения показалась еще одна сотрудница, тоже в бордовой униформе.
– Слушаю.
– Мы договаривались пообедать в «Ростиксе».
– Здравствуй, – неожиданно улыбнулась бывшая жена Селиванова, – сколько лет, сколько зим! Рада тебя видеть, пошли!
Потом она повернулась к внимательно смотревшей на нас продавщице и сказала довольно весело:
– Риточка, справишься одна? Видишь, подружка пришла!
– Иди, иди, – разрешила та.
Мы вышли из отдела и направились в конец линии.
– Извините, – нарушила молчание Алена, – Рита невероятно любопытна и отвратительно болтлива, мне не хотелось, чтобы у нее возник интерес к нашей беседе. А так, ничего особенного, просто трапезничаю со знакомой.
Добравшись до «Ростикса», мы взяли по куриной грудке и уселись у огромного полукруглого окна, тянувшегося от пола до потолка. Через него был виден вход в ГУМ.
– Как ваша фамилия? – неожиданно поинтересовалась Алена.
– Романова, – удивленно ответила я.
– Романова, Романова, – стала повторять она, перелистывая толстую, растрепанную записную книжку.
Я наблюдала за ее манипуляциями. Что она там ищет?
– Романова, – повторила еще раз Алена и глянула на меня: – Но вас тут нет!
– А где я должна быть?
– Тут, – спокойно ответила она, показывая книжку, – Антон всегда тщательно заносил в кондуит всех, с кем имел денежные дела. Впрочем, наверное, я вас разочарую, но только после его смерти я маклерством не занимаюсь. Кстати, имейте в виду, я – бывшая жена, и никакой ответственности за деятельность Селиванова не несу и, если он взял у вас деньги в задаток, ничего отдавать не стану!
Я раскрыла было рот, но Алена решительно хлопнула по столу ладошкой. Коричневый фонтанчик выплеснулся из пластикового стаканчика с надписью «Кока» и разлился по оранжевому пластику.
– Тут один пытался братков подослать, – сердито продолжала Алена, – только взять у меня нечего, видите, продавщицей работаю, за прилавком стою. Стала бы я людям ботинки предлагать, кабы имела капитал, а? И потом, поймите, Антон никого из покупателей обмануть не хотел, просто внезапно умер. Я, честно говоря, не в курсе его дел, но знаю, что денежные суммы он записывал в эту книжку. Более того…
– Простите, – прервала я ее, – а отчего он умер?
– Да из-за чистой глупости, – тяжело вздохнула женщина, – жуткая нелепая смерть. Плита у него на кухне электрическая, отечественная, старая, прямо допотопная, «Лысьва» называется. Ей сто лет. Давно ему говорила – поменяй на новую! Нет, каждый раз он отмахивался: «Зачем? Суп не варю, пирогов не пеку». И вот результат!
– Его ударило током?! – невольно продолжила я.
– Точно, – ответила Алена, – насмерть! Мастер потом руками разводил. Бывает такое, но редко, напряжение на корпус пошло, и все, там жуткое количество вольт, больше чем 220. Может, кто другой и выжил бы, но у Антона больное сердце, вмиг остановилось. Врач потом объяснял, что можно было бы и спасти, только рядом никого не оказалось. Я с дочкой в другом месте живу… Два дня он пролежал один. Я приехала за алиментами, он мне деньги давал, открыла дверь, прошла на кухню, а там уже черви шевелятся.
Ее передернуло. Я молчала, пытаясь свести воедино расползающиеся мысли.
– И чего он полез в духовку? – недоумевала Лена. – Все всегда в СВЧ-печке готовил…
– В духовку?
– Ну да, – кивнула продавщица, – дверца была открыта.
– Может, он задел, падая?
Алена пожала плечами.
– Маловероятно, на его правой руке варежка была такая, стеганая, чтобы горячее вытаскивать, а в духовке курица лежала, гриль в фольге. Испек он ее!
– Ну вот, а говорите, зачем полез в духовку?! Ясно же, за цыпленком!
Алена кивнула: