– Константина Реброва.
– А папа на работе.
– Подскажи, пожалуйста, адрес.
Девочка вздохнула:
– Не знаю.
– А телефон?
– Сейчас.
Она исчезла в квартире, не забыв бдительно закрыть дверь.
Через полчаса, изъездив почти весь район в поисках работающего автомата, я наконец-то обнаружила целую будку.
– Риелторская контора «Золотой ключ», – сказал женский голос, – все операции с недвижимостью, что хотите?
– Константина Реброва можно?
– Сейчас переключу, – сказала тетка, и я услышала противно повторяющуюся мелодию.
Наконец «концерт» замолк.
– Ребров у аппарата, – прогремел густой бас.
Я вздрогнула.
– Вы занимаетесь продажей жилья?
– Естественно.
– Мне порекомендовали к вам обратиться Ивановы, в этом году вы очень удачно избавили их от комнаты в коммуналке!
– Ивановы, Ивановы, – забормотал Константин, – что-то не помню, ну да это и неважно, что у вас за площадь? Кстати, продать или купить желаете?
– Продать, однокомнатную…
– Метраж?
– Может, подъедете посмотреть?
– Завтра в девять утра устраивает?
– Отлично.
– Давайте адрес.
Я объяснила ему, как добраться до квартиры Костина, и, ликуя, помчалась домой. В душе все пело от радости. Завтра этот негодяй, балующийся написанием клеветнических статей, явится ко мне сам. Такую удачу следовало отметить, поэтому я притормозила возле оптушки. Куплю чего-нибудь вкусненького, такого, что не приобретаю каждый день, шоколадные конфеты, например. Насколько помню, недалеко от входа есть ларек, в котором торгуют продукцией фабрики «Красный Октябрь», а Кирюшка и Лизавета обожают грильяж.
Сунув кошелек в карман куртки, я прижала его локтем к себе и вошла в толпу. Очень хорошо знаю, что не все люди явились сюда с желанием купить дешевые и качественные продукты. Кое-кто толкается тут в надежде заполучить чужой кошелек. Но я тоже хитрая и изо всех сил придерживала свои денежки.
Грильяж оказался свежим, цена, правда, не радовала, но триста грамм конфет я все же купила и медленно пошла назад, разглядывая дивные вывески, которыми были украшены ларьки. «Самая лучшая рыба у нас», «Вкуснее мяса нет нигде», «Наши калачи прямо из печи»… А вот эта еще смешней: «Свежее молоко от производителя». Насколько понимаю, «производит» молоко корова, и каким образом оно может быть у нее несвежим? Но больше всего мне понравился плакат, гордо реющий над грузовиком, кузов которого был забит картонными коробками: «Ваши яйца здесь».
Развеселившись, я посмотрела вокруг. Народ хватал продукты, не обращая внимания на «наружную рекламу». На лице покупателей не было видно улыбок. Никто не смеялся, прочитав «Мясо России» или «Курица – друг желудка». У людей начисто отсутствует чувство юмора.
Тихонько хихикая, я вышла на проспект и у центрального входа на рынок увидела маленькую, остромордую, рыжую собачку, похожую на карликовую лисичку. Она не выглядела бездомной. Шерстка казалась чисто вымытой, а пушистый хвостик кто-то явно не так давно расчесывал. Небось потерялась, бедолага!
Я присела возле нее на корточки и посмотрела на шею собаки. Так и есть, ее украшал красивый светлый ошейник, очень похожий на кожаный. Я протянула руку, чтобы посмотреть, не написан ли на нем где-нибудь адрес.
Собачка затрясла хвостиком и заскулила.
– Не плачь, миленькая, хозяин сейчас спохватится и придет за тобой, – попыталась я утешить «лисичку».
Та неожиданно упала на животик и стала тыкаться мокрым носиком в мои ладони. Я погладила шелковистую шерсть. Ласковая, явно домашняя, собака тихонько стонала. Потом вдруг засунула остренькую мордочку сначала в один карман моей куртки, потом в другой.
– Есть хочешь? Извини, в карманах нет ничего, только кошелек, а он тебе без надобности, – произнесла я.
Наверное, надо вернуться на оптушку и купить несчастному одинокому песику еды. Или, может, взять ее с собой? Такая милая, просто лапочка, совсем крохотная…
В этот момент собачка вытащила морду из моего кармана, краем глаза я отметила, что у нее в зубах мой кошелек, и улыбнулась.
– Давай сюда, не пойдешь же сама за мясом!
Но собачка резво вскочила на лапы и понеслась вперед, унося мои деньги. Пушистый хвост развевался по ветру. Я в шоке смотрела ей вслед. Рыжая шерстка мелькнула в толпе и исчезла. Из хлебного ларька высунулась баба.
– Она у вас кошелек скоммуниздила?
Я в обалдении кивнула головой.
– Вот дрянь, – с чувством произнесла торговка, – кто-то ведь ее выдрессировал! Не первый раз это проделывает! Я раньше в мясе торговала и там ее приметила, а теперь здесь, значит, промышляет. А хитрая какая! К мужикам не подходит, только к женщинам! Ластится, повизгивает, ну ее и начинают гладить… Поймать бы и придушить!
– За что же собаку-то убивать? – вздохнула я. – Она не виновата, ее научил человек.
– Ну и сиди без денег, коли такая умная, – обозлилась баба и исчезла в ларьке.
Дома я не стала рассказывать детям и Ксюше, что меня обворовала маленькая, размером с ладонь, собачка. Представляю, как бы они начали издеваться. Впрочем, ребятам было не до меня. К Лизавете пришли подруги, а Кирюшка с воплем: «Бывают же такие сволочи, что задают бедным школьникам доклады на дом!» – засел в своей комнате, обложившись словарями и справочниками.
Ксюша, успевшая испечь большой пирог, тихо напевала в своей комнате какую-то мелодию. Младенец молчал, все собаки, кроме Мули, сидели возле крохотного мальчика. Их страстная любовь к новому члену семьи стала превращаться в проблему. Сегодня днем, по словам Ксюши, когда из поликлиники явилась районный педиатр, Рейчел и Рамик подняли такой лай, что пришлось запирать их в туалете. Ада, правда, не рычала на доктора, зато она непонятно как ухитряется залезать в кроватку к новорожденному и, очевидно, принимая младенца за щенка, укладывается рядом с твердым намерением если не покормить, то хоть согреть малютку. И только у Мули аппетит взял верх над любовью, в это время мопсиха сидит на кухне и с вожделением смотрит на невероятно вкусно пахнущий пирог, который Ксюша предусмотрительно поставила остывать не на стол, а на подоконник.
Я ушла к себе в спальню и набрала домашний телефон Славы Рожкова.