Однако даже самое ничтожное изменение курса астероида потребует немыслимого количества энергии. И неизвестно еще сколько времени.
Постепенно наращивая мощность, Звездный Свет чувствовал себя бодрым, огромным, полным силы. Он не может потерпеть неудачу здесь, перед всевидящим оком священного Солнца, купаясь в лучах его энергии.
На кону стояла целая планета, его планета, Земля, зеленая и круглая. И, между прочим, его собственная жизнь тоже, как и жизнь Марка Медоуза и прочих личностей, чье существование было каким-то образом переплетено с его собственным.
* * *
В тот же миг, как «Малютка» засек «Мегеру», Тахион понял, что самое смертоносное оружие его кузена выведено из строя. Когерентные тахионы призрак-копья разметали бы атомы «Малютки» — да и его собственные тоже — по дюжине измерений в единую аттосекунду, если бы оно было в исправности, а поскольку «Малютка» тоже лишился своей призрак-железы, они даже не успели бы ни о чем догадаться. Но Tax рискнул и сделал ставку на то, что нападение Роя вывело из строя тахионный излучатель. Он должен был стать самой первой мишенью для Прародительницы Роя; эти планетоидные существа боялись призрак-копьев как огня — даже таких небольших, какими были оборудованы корабли класса «Гончая», вроде «Мегеры».
Однако звездолет Забба был далеко не беззащитен. Стоило «Малютке» двинуться в направлении, противоположном тому, куда улетел Звездный Свет, как за иллюминаторами полыхнула пурпурная вспышка.
«Я этого ожидал», — самодовольно сказал «Малютка» и начал уклончивый танец, замысловатый, словно менуэт, каждое па которого снова и снова уводило его от «Мегеры».
Вместе они провели исследование: Тахион направил необузданную псионную силу «Малютки» на «Мегеру». И ощутил повреждение, от которого к горлу подступила желчь: кровоточащие раны, зияющие опаленными или иссушенными краями в боках «Мегеры». «Она жаждет нашей смерти, — думал он, — но ни один преданный такисианский корабль не заслуживает гибели от космической заразы».
Не успел он получить более четкий образ, как его, словно топором гильотины, отсекла чужая ментальная сила. Ну и ладно, «Малютка» уловил все, что нужно, чтобы оценить состояние его соперницы. И все же это стало для Тахиона неожиданностью.
«Маленький недоделок, неуклюжая галоша! — Тахион ощутил, как гнев „Мегеры“, точно копье, царапнул „Малютку“. — Это желтушное солнце сожрет тебя вместе с твоим слабаком-хозяином».
«Храбрые речи для той, которая не может даже догнать меня!»
«Твоя ментальная сила возросла, кузен», — подумал Тахион.
В его сознании раздался, сухой смешок.
«Нужда заставила. Ты пришел, Тисианн. Полагаю, ты нашел моих эмиссаров на Земле?»
«Малютка» докладывал о состоянии «Мегеры»: «В нескольких местах ослаблена оболочка, в главном двигательном органе повреждение…»
«Рабдан был глупцом. Ты избавился от него? Чувствую, что избавился. А Дург? Думаю, он погиб героической смертью».
«Он жив, кузен. — И добавил ядовито: — Теперь его верность принадлежит землянину, который одержал над ним победу. Твоему бывшему пленнику, капитану Глюксу».
Яростная вспышка.
«Ты лжешь! — Секундное молчание. — Нет. Тогда, быть может, ты начал понимать, почему я сделал то, что сделал, Тис».
Согласно плану, «Малютка» с постоянным ускорением двинулся по дуговой орбите. «Мегера», несмотря на все попытки, была не в силах за ним угнаться. К тому же на таком расстоянии ошеломляющее превосходство ее огневой мощи сводилось на нет более точным прицелом единственного тяжелого лазера «Малютки».
«Я вижу, ты предал наш клан и наш народ», — подумал Тахион.
«С виду все именно так, Тис. Но учти: вирус, который ты выпустил на этот горячий и тяжелый мир, несет куда большую угрозу нашему существованию, чем безмозглый Рой».
«Эксперимент увенчался успехом».
«В этом и кроется его опасность. Ты сам только что рассказал мне, что никчемный слабак одолел самого непобедимого из всех воинов, которых когда-либо порождал Такис. Разве ты не видишь в этом закат нашей расы, Тисианн?»
«Возможно, Пси-лорды давным-давно заслужили гибель».
«И он еще называет меня предателем». Эта мысль была окрашена скорее усталым изумлением, нежели яростью.
«Ты собирался уничтожить целый вид».
«Разумеется. Они же земляне».
Мучительная боль разлилась в мозгу Тахиона, словно кислота. Компенсатор ускорения «Малютки» дал сбой, и он чуть не вывалился из кровати.
«„Малютка“! У тебя все хорошо?»
«Чуть-чуть задело, лорд Тис. Пустяки».
Но в ментальном голосе корабля звучала неуверенная нотка: его никогда еще не ранили в бою.
Тахион мысленно погладил «Малютку» мимолетным исцеляющим прикосновением и яростно насел на Забба.
«Значит, ты запятнал себя связью с Роем?»
«Ты же видел, что они сделали с бедной „Мегерой“? Эта Прародительница уже раньше сталкивалась с такисианами или делила плазму с теми, кто имел с нами дело, что должно кое о чем тебе говорить, кузен. Челнок выбросил отпрысков Роя на дальней стороне твоей приемной родины, где они оставались до тех пор, пока на них не напоролись мы. Тогда они напали на нас со своей кислотой, быстродействующими патогенными микробами и звериной силой.
Мы отбились от них. — В мозгу Тахиона промелькнули воспоминания, украденные из памяти Рабдана, — о сражении против аморфных, студенистых существ, чье единое прикосновение могло означать гибель от необратимого распада. О блистающих шпагах, о криках, о самом последнем, отчаянном средстве защиты — лазерных пистолетах, вспышки которых метались по коридорам, когда перистальтические спазмы сотрясали все существо „Мегеры“. — Мы потеряли четверых, в том числе твоего старого наставника. Следующее нападение стало бы для нас последним. Поэтому я предпочел переговоры».
Фиолетовые глаза крепко зажмурились. «Седжур».
«После того как мы отразили нападение, — продолжал Забб, — мне удалось прикоснуться к клубящемуся мраку, который представляло собой сознание Прародительницы, пока мы перевязывали раненых и обрабатывали коридоры антибиотиками, чтобы произвести на нее впечатление, что мы хотим уладить дело миром. Она поняла все довольно смутно; полагаю, моя дерзость вызвала у нее любопытство и ей захотелось познакомиться со мной поближе. Я отправился к ней в одиночной шлюпке и вошел внутрь».
«Малютка» снова овладел собой; теперь его высокогравитационное маневрирование даже не расплескивало остатки бренди в кубке у кровати. На лбу у Тахиона выступил холодный пот. Его кузен против воли вызывал в нем трепет — даже, если угодно, восхищение. Чтобы в одиночку и без оружия отправиться в необъятное чрево Прародительницы, исконного врага, героини миллиона страшных историй, — для такого требовалась отвага героя эпических баллад.
И у его поступка имелось простое объяснение. Униженный Тахионом, он должен был совершить какое-нибудь легендарное деяние или же лишиться своего достоинства, своего вирту, которое вытекло бы из него, как вода из расколотого сосуда. Такисианин мог снискать себе славу даже предательством, если оно было достаточно внушительного масштаба.