«Оказавшись в огромной пещере, я покинул свое суденышко и очутился в сердце нашего самого древнего врага. Стены вокруг были увешаны гирляндами черного мха, озаренного тусклыми огнями в полусотне бледных оболочек; смрад стоял такой, что у меня потемнело в глазах. Но я прикоснулся к разуму, громадному и рассеянному, словно туманность. Нам кое-как удалось пообщаться. Мы с Прародительницей были равно заинтересованы в том, чтобы уничтожить жизнь на твоей драгоценной Земле. Так что мы смогли договориться».
Потрясенный, Тахион ощутил во рту металлический привкус. «Мы смогли договориться». Эта мысленная фраза его кузена прозвучала так небрежно, будто речь шла не о величайшем предательстве и величайшем подвиге во всей истории их расы.
«Я преклоняюсь перед тобой, Забб. Не могу не преклоняться. Если сегодня ты одержишь победу, многие поколения станут воспевать тебя в своих легендах. Но… я презираю тебя».
«Я постараюсь это пережить».
Тахион судорожно вздохнул.
«И ты убил Бенаф'сай».
«У меня не было иного выбора. Она ни за что не позволила бы мне выступить против тебя и твоей драгоценной Земли, не говоря уж о том, чтобы заключить договор с Роем. Все было обставлено так, словно она погибла во время налета роителей; Рабдан позаботился об этом. Уверен, тебе будет приятно это узнать».
На шелковое покрывало капнула слеза.
«Забб. Я убью тебя».
«Возможно, у тебя это даже получится — „Мегера“ очень ослабла. А может, это я тебя убью. — Послышался усталый смешок. — С моей точки зрения любой исход ничем не хуже другого».
«Малютка» закричал, и Тахион заметался по своей роскошной каюте. Запахло нагретым силиконом; все его существо отзывалось на боль корабля.
«Теперь, маленький паршивец, — хлестнула его мысль „Мегеры“, брызжущая ненавистью, — ты больше не сможешь летать».
Бело-голубое зарево окутало «Мегеру»: она бросила свой двигатель в последний триумфальный рывок, заходя для смертоносного удара.
«„Малютка“, „Малютка“!»
Его сознание затапливал белый шум ужаса и боли. Корабли-симбионты обладали множеством преимуществ перед своими неодушевленными собратьями, могли самостоятельно мыслить и сами залечивали свои раны. Но они обладали и собственной волей, которую можно было сломить.
Тахион ухватился за выступ, прильнул к нему и окутал своим сознанием измученный звездолет. Из двухметровой пробоины в обшивке со свистом хлынул воздух, и корабль кувырком понесло сквозь космос.
«Малютка, прошу тебя, очнись!»
Он увидел демонический сполох лазера, разминувшийся с ними всего лишь на волосок.
«Папочка, папочка, я не могу, не могу!»
Стены пульсировали беспорядочными всплесками цвета. Tax собрал воедино всю свою целительную силу, всю любовь и сочувствие к кораблю — и излил всего себя в то пламя ужаса, которое бушевало в сознании живого звездолета. «Я люблю тебя, „Малютка“. Пожалуйста, позволь мне помочь тебе».
«Нет!»
«На кону стоит наша жизнь. На кону стоит жизнь целого мира».
Мало-помалу ужас схлынул. Корабль прекратил безумные метания, и Тахион почувствовал, что его снова окутало компенсаторное телекинетическое поле. Только тогда он смог перевести дух.
Теперь перед ними предстала «Мегера», без увеличения, ощетинившаяся множеством шипов тьма, озаренная крохотными искорками огоньков, несущаяся на гребне огненной волны. Ее торжество ударило Тахиону в голову, вечный мрак прорезал лазерный луч, и один из бортовых выступов «Малютки», ослепительно вспыхнув, испарился.
«Умоляй о пощаде, трус! Ты будешь вечно кружить в космосе без приюта!»
«Будь ты проклята!»
Внутреннее освещение «Малютки» потускнело — вся энергия была направлена сейчас в его лазер. Алая молния поразила «Мегеру» чуть повыше двигателя. Она вскрикнула — и еще раз, громче, потом еще и еще в нескончаемой агонии, пока Тахиону не показалось, что его череп вот-вот лопнет.
* * *
Астероид 1954С-1110 изрыгал свою собственную материю в космос. На миг Звездный Свет почти пожалел, что не захватил какого-нибудь инструмента — чтобы измерить свое продвижение. Время стремительно утекало, но ничто не говорило о том, что этот вероломный инопланетный технократ возвращается. Неплохо было бы знать, если его жертва окажется напрасной.
Он решительно прогнал эту мысль — по крайней мере, умрет свободным от хитроумных цепей технологии. А зеленая Земля проживет немного дольше, пока бездумные потребители ее даров и зацикленные на технологии маньяки не погубят ее окончательно. Но он будет знать, что выполнил свой долг.
Звездный Свет начал слагать свою прощальную поэму; крик души, тем более пронзительный, что рядом не было никого, кто мог бы расслышать его за безмолвным фотонным вскриком астероида — за исключением других сущностей, которые составляли сложную личность по имени капитан Глюкс.
* * *
Первое, что он подумал, когда к нему вернулась способность мыслить:
«„Малютка“, ты цел?»
«Мы победили! Лорд Тис, я побил ее!»
В его сознании возник образ «Мегеры», темной и искореженной, ковыляющей по кометной траектории прочь от мира, который ее повелитель хотел опустошить.
«Забб! Забб, ты жив?»
Ответа не последовало, и Тахион удивился, отчего так лихорадочно зачастил его пульс.
«Жив, — прозвенело в его мозгу. — Будь ты проклят. Ты что, вообще ничего толком сделать не можешь?»
«А как наши люди?»
«Трое погибли, когда твой снаряд разнес двигатель: Алиура, Зовар С'энг и та девка-прислужница, к которой ты питал такое пристрастие. Все сгинули в пламени. Ты гордишься, Тисианн?»
Тахион сидел недвижим, чувствуя в душе ледяную пустоту. Он убил своего родича, сначала Раб дана, потом еще троих. И Тал ли, подружку его детских игр, которая предупредила его о коварных намерениях Забба, когда их с Черепахой и Глюксом похитили. Разумеется, все это ради благого дела. Но разве Забб не может сказать то же самое?
«Ты победил. Соверши свою месть, Тисианн».
«Малютка, синхронизируй направление с „Мегерой“. Это нужно сделать быстро».
«Но, повелитель…»
«Что?»
«Звездный Свет… он совсем скоро превратится обратно в капитана Глюкса».
«Чего ты ждешь? — В мысленном голосе Забба послышалась истерическая нотка. — Злорадствуешь, Тисианн? Это на тебя не похоже. Закончи дело».
Tax безучастно уставился на мембран-стену, куда «Малютка» вывел изображение поверженного врага. Гордость такисианина требовала добить его, то же диктовал и практицизм: пока Забб оставался в живых, Тахиону грозила смертельная опасность, да и Земле тоже.
«Эй, Тис, когда моя мать сбрасывала ту низкородную сучку, что произвела тебя на свет, с лестницы, я все видел. Я стоял у балюстрады и покатывался со смеху. Как у нее болталась голова…»