Главное, чтобы меня не прикончил Ламбразони. Итальянцы, они вообще с приветом, а этот вдобавок контуженный. После истории в катере остальные на меня смотрели снисходительно-дружески, а Ламбразони почему-то еще больше возненавидел.
Или я его прикончу, или он меня.
Одно радует: пока рядом черная ряшка Мбопы, ничего мне не грозит.
– Самый разумный путь – идти на север вдоль берега, – сказал тем временем генерал. – Мимо Нкота-Кота не пройдем, так что…
Мы ковыляли по песку, представляя собой жалкое зрелище. Четверо утопленников, которые по какой-то причине не утонули на все сто и теперь топают куда-то помирать окончательно. Любой придурок с автоматом или даже с пистолетом, выйди он сейчас из прибрежных зарослей, сделал бы нас своей легкой добычей. Правда, это была нейтральная территория, бывшая малавийская. К северу помещались войска Нкелеле, а тут, насколько я знал, была спорная земля, по которой бродили летучие отряды и случайно выжившие местные жители. Вспомнив о местных жителях, я тут же освежил в памяти деревеньку людоедов, и меня передернуло.
Зверски хотелось есть – наверное, от переживаний и стрессов последних часов. Путешествие, начинавшееся так радужно, с кондиционированного воздуха в отеле и посещения ресторанов, заканчивалось плачевно. Хотя почему заканчивалось? Еще очень много плохого может с нами случиться!
– Здесь растет ямс, – подал голос Абе. Тоже проголодался, надо думать. – И маниока.
– Некогда, – буркнул генерал. – Поищи бананов и не углубляйся в чащу. Стоп! Ламбразони, иди с ним. Я постерегу журналиста.
– Ой, да не надо меня стеречь! – вспылил я, насколько мне хватило сил (признаюсь, хватило ненамного).
– Я так… успокоить Ламбразони, – примирительно сказал Мбопа, глядя вслед удаляющимся соратникам. – Садитесь.
Мы уселись на песок.
– Генерал, вам все это не надоело? – искренне спросил я, не имея ни сил, ни желания утяжелять нашу беседу подтекстом.
– Что именно?
– Наше сафари. Ну, сдадите вы меня костоломам вашего генералиссимуса. Вынут они мои мозги и сунут их в биораствор, повтыкают электроды… Вам-то от этого какая корысть? Небось опять в джунгли отправят?
– В джунгли я как раз сам напросился, – серьезно сказал Мбопа. – А вы тоже… политик. Как вы там загнули: «Если нужен мертвый Мозес, так стреляй»…
– А что вы хотели? Это ж чокнутый. Все равно бы не выстрелил.
– В том-то и дело, что не чокнутый. Чокнутого спец-координатором не сделают. Это минимум полковник… А как умело притворялся!
– Может, и не притворялся вовсе. Психоматрица. До определенного момента он был жирным трусливым Карунгой, а потом хлоп – и в дамках, – предположил я.
Мозес пожал плечами:
– И такое возможно. Тот же запрограммированный бабуин, только поумнее.
– Бабуины как раз ваша выдумка.
– Уверены?
– Нет, – признался я.
– Вот именно. Вам, наверное, интересно, почему я воюю на стороне Нкелеле?
– Да нет. Уже неинтересно. Тут все воюют не по убеждениям, а по национальной принадлежности либо за деньги. За деньги даже чаще.
– Гораздо чаще. Видел я, как под Шикуалакуала бились два ваших батальона наемников. Друг против друга. Дикость! С гранатами под танки бросались. На амбразуры. Словно защищали последнюю пядь родной земли от захватчиков. Вон наши ребята в Форте Бамали в прошлом году сдались превосходящим силам в полном составе. С них потом, правда, шкуры содрали, но с точки зрения тактики все было правильно… А ведь эти как раз на своей земле должны бы сражаться до последнего.
– Русские всегда отличались непредсказуемостью.
– Вижу. – Он засмеялся.
Весельчак, подумал я. В голове сразу всплыло: «Весельчак У». Что-то из очень-очень детских книжек. На обычной бумаге, с цветными необъемными картинками, писатель какой-то… Для маленьких. Булкин… Буланов… Булгаков? Да, кажется, Булгаков. Был там у него Весельчак У, жирный, мерзкий и ехидный. Как Карунга в новой ипостаси, она же последняя. А книжка называлась не то «Мастер и Алиса», не то «Алиса и Мастер»… Я поймал себя на мысли, что считаюсь человеком интеллигентным и образованным, а сам не помню ничегошеньки из нормальной литературы, которую писали не роботы и не хитрые пластиковые ящички, а простые люди, и писали для людей простых же, и редактировали все это люди самые обыкновенные, и печатали тоже…
Благословенные времена простых людей, в которых костей и мяса было значительно больше, чем титановых суставов, микрочипов, анализаторов и идентификационных блоков…
– А скажите, Мозес, что там все-таки случилось? На холме?
– Если бы я сам все это понимал. Это очень далеко от вас, Таманский. Это вам чуждо… Это даже мне чуждо, и я до сих пор не верю до конца…
Вернулись Абе и Ламбразони с гроздьями бананов, и разговор прервался. Это был кормовой сорт, к тому же перезрелый, но мы тут же растерзали крупные оранжевые почки и принялись набивать рты сахаристой мякотью.
– Где-то я читал, – промямлил с полным ртом Мбопа, – что в бананах есть вещество, вызывающее у человека эйфорию. Мы проигнорировали его замечание, особенно Ламбразони – тот раздирал бананы так, словно они были живые и очень сильно ему напакостили. Я еще раз подумал, что этого человека, возможно, мне придется убить. Сегодня, завтра, послезавтра – но придется. Он меня не любит. И я его не люблю. А в своей жизни я убивал людей и за меньшее, и при этом никто не считает меня кровожадным.
Перекусив, мы вновь собрались в дорогу, причем Ламбразони меня толкнул, когда я поднимался с песка.
Я смолчал. Смолчал и Мбопа, который все видел.
Мы снова заковыляли на север. Жалкие зомби, бредущие по глубокому песку, с жалкими трещотками в руках…
Где же все-таки Индуна? Или он бесславно погиб там, на холме, от этого зловонного дыхания смерти? Но я бы не удивился, появись он из во-он тех лохматых кустов. Конечно, всерьез на это надеяться нельзя, мы слишком удалились от страшного места, а он если и жив, то на своих двоих…
Абе и Мбопа о чем-то довольно встревоженно переговаривались, а Ламбразони зорко следил за мной. Я уловил отрывки разговора:
– …не мертвый… некогда… нет нужных вещей и времени…
Потом Мбопа громко сказал:
– Не думаю. Мы все-таки живые. Давайте спросим, в конце концов, у Таманского.
– Давайте спросим у меня. – кивнул я, поймав жуткий взгляд Ламбразони. Мои шутки он явно не ценил.
– Вы долго общались с Карунгой, дольше нас. Заметили что-нибудь необычное?
– Да нет… Трусливый толстяк, не более того. Добродушный, как мне показалось… Простофиля…
– Ничего необычного не заметили?
– Абсолютно. Что-то случилось?