– Э-э… – начал старик и не закончил.
– Эй, капитан, – окликнули Тарасова из леса, – не дергайся, а то мы нервные. Брось оружие и подними руки!
Зашевелились кусты, и на поле вышли подталкиваемые в спину Софья и девочки.
Глеб в бессильном гневе скрипнул зубами, разглядывая двух стриженых здоровяков в пятнистой униформе, держащих под прицелом Софью и его самого. Ситуация складывалась матовая, а он ничего не мог сделать, даже владея темпом и навыками русбоя, не рискуя подвергнуть дорогих ему людей смертельной опасности.
Он не предполагал, что будет счастлив как ребенок, живя почти семейной жизнью с женщиной, чья национальность стала для него символом зла. Шарифа была весела, нежна, покорна, не уставала ухаживать за капитаном, навела в его холостяцкой – без мамы – квартире идеальный порядок, и Никифор, профессионал спецназа, прошедший огни и воды, превратился вдруг в главу семьи, которого каждый вечер ждали руки, губы, глаза и смех любимой, за которую он теперь готов был отдать жизнь.
Однако длилась эта идиллия всего три дня – с понедельника по четверг, пока не началась череда событий, которая надолго оторвала капитана от семейного уюта.
Сначала днем в четверг Шарифа прибежала домой вся в слезах и объявила, что ее дядю Муртазу, с которым у Никифора случился неприятный разговор, забрали в милицию.
Никифор после поездки в Ярославль получил передышку и сидел дома, занимался чисткой книжных полок, а также с удовольствием возился с новым, только что купленным «Хорьхом».
– За что его забрали? – хмуро поинтересовался он, обнимая Шарифу и вытирая ей слезы.
– Не знаю, – передернула плечами женщина. – На Митинском рынке устроили облаву, а он там в это время был с друзьями…
– С бандитами, – уточнил Хмель.
– Не говори так! – отодвинулась Шарифа. – Он не бандит, просто за меня переживает… по-своему… и работает, между прочим, в какой-то торговой фирме.
– Так что ты хочешь от меня?
– Помоги освободить его, ты можешь, ты ведь тоже из спецподразделения, а он ни в чем не виноват, клянусь!
Никифор угрюмо отвел взгляд. Он не имел ни малейшего желания освобождать чеченца из милиции, да и прав-то, в общем, никаких особых не имел, но слезы женщины действовали на нервы и портили настроение, что мешало чувствовать себя комфортно.
– Хорошо, я схожу в милицию. Куда его увезли?
– В линейное отделение номер три в Митино.
– Откуда ты знаешь?
– Брат сказал. Алан тоже был на рынке, но убежал.
– Ладно, не реви, собираюсь.
– Возьми меня с собой. – Она умоляюще посмотрела на капитана.
– Нет! – твердо ответил он. – Жди меня дома, там ты мне будешь только мешать.
– Мне на работу нужно.
– Вот и дуй на работу, я потом заеду.
Шарифа убежала, обрадованная и воспрявшая духом.
Никифор несколько минут раздумывал, что предпринять, хотел было позвонить Гвоздецкому, чтобы полковник помог своим участием, связей у него наверняка хватало, однако потом решил сначала поговорить с милицейским начальством сам.
Переодевшись в костюм и прихватив одно из оперативных удостоверений на имя майора СОБРа Певцова Дмитрия Леонидовича, он сел в «Хорьх» и поехал в Митино.
– Вы к кому? – остановил его дежурный третьего отделения милиции, располагавшегося в первом Митинском проезде в новом трехэтажном кирпичном здании.
– К командиру, – небрежно сказал Никифор, показывая удостоверение.
– Его нет, – подтянулся лейтенант-дежурный. – Есть заместитель, капитан Швачко.
– Доложите обо мне.
– Поднимайтесь на второй этаж, товарищ майор, комната номер двадцать два.
Никифор поднялся по широкой лестнице на второй этаж, стукнул в белую дверь с табличкой: «Заместитель начальника отделения капитан Швачко В.И.», – и вошел.
Кабинет ничем не отличался от помещений такого же назначения в подобных учреждениях: стол, на столе селектор и компьютер, четыре стула, шкаф, сейф, вентилятор. Зато хозяин кабинета имел редкую внешность, описываемую одним русским словом «боров».
Он был не просто толст, он был толст до безобразия и едва умещался на стуле, сделанном, очевидно, по специальному заказу. Никифор с трудом отыскал на жирной складчатой физиономии капитана маленькие глазки, о которых можно было сказать – поросячьи, с редкими белесыми ресницами, и носик-пуговку.
– Чем могу? – повернул к нему голову Швачко В.И., не здороваясь.
– Приветствую коллегу, – почти сердечно сказал Никифор, ожидая, пока ему предложат сесть, но не дождался и сел сам. Мельком глянул на экран компьютера: капитан Швачко играл с компьютером в электронные кости.
– Вот какое дело, капитан, – продолжал Никифор. – Ваши люди недавно чистили Митинский рынок и задержали одного человека.
– Мы задержали девятнадцать человек, – уточнил Швачко, – из них девять было в розыске, остальные проверяются. Что за человек вас интересует?
– Кахоев Муртаза Шамилевич, семидесятого года рождения.
– Чеченец?
– Чеченец, – подтвердил Никифор.
– Мы задержали группировку, занимавшуюся незаконным сбытом винно-водочных изделий, он наверняка связан с этой шайкой. Все чеченцы по сути своей воры и бандиты.
– Не все, – покачал головой Никифор, в душе тем не менее соглашаясь с оценкой «борова». – Этот чеченец работает водителем в торговой фирме «Алкогой».
– Разберемся. – Неопределенного цвета поросячьи глазки заместителя ощупали лицо Никифора. – Вам-то что за дело, майор… э-э?
– Певцов, – показал ему еще раз удостоверение Хмель. – Мне бы хотелось, чтобы этого парня освободили как можно быстрей.
– Посидит несколько суток в КПЗ, ничего с ним не сделается, – пожал жирными вислыми плечами Швачко. – Невелика цаца.
– А если он невиновен? – спросил Никифор, сдерживаясь.
– Я же сказал – разберемся. Решайте свои задачи, майор, а нам оставьте наши. У вас все?
Никифор усмехнулся, кивнул на экран компьютера.
– Конура, Луна и кости избавляют нас от злости?
Замначальника милиции побагровел, набычился.
– Что вы имеете в виду?
– Я пошутил. Так как, договоримся по-родственному?
– Навряд ли, майор. Не имею права.
– Имеешь, но не хочешь, – снова усмехнулся Никифор. – Вот если бы тебе позвонили сверху…
– Что ты сказал?!
– Я сказал, выпусти Кахоева! – жестко проговорил Никифор. – Этот человек нам нужен, понятно?!