Спокойно и холодно глядя на бандита, следователь проговорил обличительно:
– Тебя, Чур, два с половиной года разыскивают власти, а ты, значит, у Кожаря пригрелся. Ловко ты побег из тюрьмы организовал, я просто в восхищении. Под мошкару рядишься, а сам, значит, из главарей? В этой банде тоже ты заправлял, а Кожарь подставной? Умно!
Чур открыл рот, как рыба, выброшенная из воды, уставился на Петрусенко выпученными глазами – куда косоглазие делось. Он минуту со всхлипом хватал воздух, молча шлепал губами и вдруг заговорил быстро – с перепугу красноречие прорезалось:
– Так разве ж то я? Он меня даже и не взял бы, если б видел! Да я пристроился втихую, нас там много было, вот он и не увидел. Я бы не сумел, а тот со всеми сговорился, всех подбил. Ну а чего ж, все побежали, и я тоже.
– Кем это ты прикрыться хочешь, Чур? Я ведь легко проверю.
– Вот и проверьте, – обрадовался бандит. – Я вам дам адресок, там будут еще двое, кто бежал, Карп и Хомка. Они тоже вам скажут, что все устроил Смирнов, да так фартово замастырил, кто б другой не сумел. А этот, конечно…
Викентий Павлович только подумывал, как повернуть разговор на Смирнова, а Чур сам его назвал. Это была удача, к тому же Петрусенко явно услышал – в голосе, в интонации бандита ощущалось истинное злорадство. Да, да: злая радость от того, что он может за что-то отомстить этому Смирнову. Что-то между ними произошло, какой-то конфликт: Чур ведь даже прямо сказал, что Смирнов не взял бы его в побег… Но Петрусенко оставил этот момент на потом, его больше заинтересовало последнее утверждение о том, что только Смирнов мог так «фартово» устроить побег. Почему?
– Что это за Смирнов такой? – спросил, словно все еще сомневаясь в словах собеседника. – Я не слыхал этого имени среди вашего брата. Кличка имеется?
– Мне он не назывался. Да только я знаю: он у Хлыста заправлял, самим Хлыстом вертел как хотел.
Теперь рот открывать было впору самому Петрусенко. Чего-чего, а этого он не ожидал. Смирнов – тот самый Скула? Да, он был сильно удивлен, но, как обычно, на лице ничего не отразилось. Чуть прищурил глаза, чтоб скрыть блеск нетерпения, проговорил лениво:
– Тебе откуда известно? Помнится, у Хлыста ты не подвизался.
– А сам он мне сказал, – оскалил мелкие зубы Чур. – Напугать хотел, вот и прихвастнул.
– Напугал? – спросил Петрусенко, но ответа ждать не стал. – Может, и правда только похвастался?
– Не-е… – Чура аж передернуло от воспоминания о том разговоре. – Правду сказал. Всех там знал.
«Браво! – мысленно воскликнул Викентий Павлович. – Два разных человека, которые меня занимали, неожиданно сошлись в одного. Что ж, Quidquid latet apparebit – «Тайное становится явным»…Впрочем, не все еще явно. Но теперь я почти совершенно убежден: такой человек, как Скула, мог и выведать у Ивана секрет тайника, и совершить ограбление».
Он был по-настоящему благодарен Чуру, но показывать этого не собирался. Самое время было перевести разговор на дела сегодняшние – вызнать то, о чем умолчал Кожарь. Но в это время бандит вдруг сказал:
– Я и потом видел его, Смирнова. Он свою банду сколачивал.
– Когда? – быстро спросил Петрусенко.
– Так бежали мы из тюрьмы летом, а то уже зимой было.
«Значит, остался в городе… С Хлыстом мы к тому времени покончили, вот он свою банду сколачивал… Все ли?»
– И что? – приподнял бровь Викентий Павлович. – Снова не захотел Смирнов тебя к себе взять? Как раньше, в побег?
Злобно засопев, Чур явно хотел сплюнуть, но вовремя удержался.
– Ну да, не захотел. – И вдруг хохотнул. – Да только к нему попал мой дружок, Зубодер кличка, я с ним как-то пересекся, так он шутковал: вроде они называются «подпольной боевой дружиной».
– Как ты сказал? – Викентию Павловичу вдруг стало не по себе, слово «подпольный» больно кольнуло в сердце. – Когда это было, когда ты Зубодера встретил?
– А уже когда немчура из города ушла да Петлюра умотал, а красные, то есть ваши, пришли. Вот тогда Зубодер мне и сказал, что они вроде от белых оружие получают и считаются подпольными боевиками. Мол, придумал все это их главарь, очень он хитрый и оборотистый.
В банду Кожаря Чур попал не так давно, но все же выдал еще два эпизода ограбления, о которых главарь умолчал. После, оставшись один, Викентий Павлович еще долго сидел у себя в кабинете, перебирал карточки, но не вчитывался. Мысли его были о другом. Странный рассказ бандита встревожил, заставил невольно вернуться мыслями к Мите. Он ведь тоже был в белом подполье. А там, оказывается, и такие бойцы попадались. Да, Митя упоминал, что его друг Виктор руководил группой, в которую входила и «боевая дружина». Однако во время подхода Добровольческой армии к городу они и в самом деле сражались, Митя даже ранен был, а Виктор оказывал ему помощь… Что ж, немудрено, что бандиты воспользовались моментом, возможно, даже обманывали руководителей подполья. Особенно если у них был такой главарь, как Скула, – изобретательный, верткий! Теперь Петрусенко казалось, что он почти представляет этого человека, даже внешне. И что разгадка где-то близка – еще два-три штриха, два-три момента, и Скула проявится перед ним в своем истинном обличье… Викентий Павлович ошибся: оказалось достаточно одного штриха, одного разговора. И, как часто бывает в подобных случаях, коль приподнялся занавес над тайной, то уж будет открываться до конца.
Через два дня, вернувшись вечером домой, Викентий Павлович застал неожиданного гостя. Людмила Илларионовна сервировала стол, а на диване, оживленно разговаривая, сидели Катюша и профессор Шатилов. Девочка была еще в своей учебной форме – в платье с высоким закрытым воротничком в синюю и зеленую клетку, только черный передник сняла.
Мужчины пожали друг другу руки, а Людмила радостно объяснила:
– Представляешь, Викеша, мы с Катей после собрания решили пройтись пешком, погода хорошая, снежок падает. И уже недалеко отсюда встретили Петра Ивановича. Вот, заманили его к нам, знали, что ты скоро вернешься.
Викентий вспомнил: сегодня жена собиралась в Мариинскую гимназию на собрание родителей – там предстояли какие-то организационные перемены.
Угощение было незамысловатым, в духе времени, хотя кухарка, все еще работающая у них, постаралась. Но зато Викентий Павлович достал и поставил на стол бутылочку хорошего коньяка, улыбнулся Шатилову:
– Помнится, в нашу последнюю встречу вы меня угощали коньячком. Теперь отведайте нашего.
Разговор шел о дне сегодняшнем.
– Гимназия теперь станет называться школой, – рассказывала Людмила. – Причем учиться там будут и мальчики, и девочки. Может быть, это и неплохо, но как-то непривычно…
– Нет, – категорично заявила Катя, – с мальчишками лучше дружить на расстоянии. Они когда приходят к нам на балы, поначалу ведут себя прилично, а потом начинают всякие глупости вытворять – толкаться, за косы дергать, кривляться!