— И ты собираешься рассказать окружному прокурору, в какую бочку с дерьмом окунулся Нил? Сильно сомневаюсь в этом, мудила ты хренов. Ты сдашь этим живоглотам родного сына? Не думаю. Да это все равно как если бы он сознался в убийстве. Ты хоть представляешь себе, какое количество наркоты он туда пронес? Оно измеряется фунтами. Он пойдет как организатор, разве это тебе не ясно? Он — наркодилер, и если что, ему припаяют пожизненное. Вот так, дружище.
Пока Хардкор говорил, папаша Нила покачивал головой.
— Все будет по-другому, Орделл, если он даст показания. Если он поможет им упрятать вас за решетку.
Хардкор чуть было не заехал Эдгару в челюсть. Ему страх как хотелось дать выход злости и забить этого ублюдка до смерти. Однако он сдержался. Не сейчас. Всему свое время. Сначала нужно подумать.
— Нет, — сказал Хардкор, — тут ты прав, черт тебя раздери. Он мигом закроет меня на пожизненное, без права на условно-досрочное. Если адвокат очень постарается, мне дадут только пятнадцать лет, опять же без права на условно-досрочное освобождение. Это все по минимуму. Можно пришить кого-нибудь и получить меньше. Ведь это вы там, наверху, выдумали все это дерьмо, верно? Вот такие ваши законы, приятель.
— Орделл, ради Бога, но ведь вам-то известно, кто я! Если я сниму трубку этого телефона, то на другом конце провода окажется сам окружной прокурор, не ниже. Неужели вы думаете, что я не могу все уладить? Вы знаете это, Орделл, и я знаю. Поэтому давайте не будем обманывать себя на этот счет. Потому что мы оба достаточно умны.
Вот так. Это уже было слишком. Хардкор приказал Баг проводить Эдгара. Устремив на Эдгара свой палец, он сказал ему на прощание:
— Проваливай отсюда, ублюдок, и запомни: если ты появишься здесь еще раз, у тебя в голове будет отверстие для вентиляции твоих гребаных мозгов. Я не привык бросать слова на ветер.
Только подумать, этот педрила заявился сюда, в его дом, и осмелился угрожать ему. Он ответит за базар. Лучше бы ему сразу заказать себе гроб. Гребаный хозяин гребаного мира!
Хардкор приказал Баг связаться с Нилом, который в это время должен был находиться у себя на службе. Пришлось ждать целых три дня, но все же он приехал. Хардкор знал, что он приедет. Не успел Нил выйти из машины, как Хардкор набросился на него с руганью. Он устроил разборку прямо там, на улице.
— Ты что натворил, мать твою? — заорал он.
И Нил, этот тупой ублюдок с немытыми и нечесаными волосами вроде гребаного хиппи, начал мяться и лепетать что-то невнятное.
— Хардкор, — сказал он, — я рассказал ему. Мне пришлось.
— Что пришлось? Он что, до сих пор наказывает тебя ремешком по попке? Знаешь что? Хватит вешать мне лапшу на уши. Я в толк не могу взять. Твой папаша, мать его, он просто дурак, который околачивается на углу, и если я вижу его, то отворачиваюсь и прохожу мимо. Что ты тут мне гонишь, а?
Хардкор сложил губы трубочкой и смачно сплюнул на грязный, потрескавшийся тротуар. Да, Нил и его папаша стоят друг друга. Такие идиоты, что у него зачесались руки разделаться с обоими.
— Твой папаша способен вывести из себя любого. Ты слышишь меня? Он один из тех наглых ублюдков, которые думают, что могут безнаказанно кинуть кого угодно. Тоже мне, кидала нашелся. Тупой мудак. Стоит передо мной и угрожает закрыть меня. Ни один ублюдок на улице не осмелится сказать мне такое. Я на месте замочу любого. — Сделав несколько шагов в сильном возбуждении, Хардкор повернулся к Нилу: — Значит, ты заложил меня, козел?
— Конечно, нет.
— Так какого дьявола сюда приперся твой папаша? Ты ненавидишь этого ублюдка или как?
— Эдгара?
— Вот, мать твою, недоумок! А кого же еще? Чарли Шина? Ты ненавидишь его? Ты позволишь ему и дальше так обращаться с собой?
— Нет, — тихо ответил Нил. — Однако я хочу сказать… — Его голос пресекся. На Нила навалилось какое-то оцепенение. Он не мог ни думать, ни говорить, ни двигаться. — Я хочу сказать, какой у меня выбор?
На улице каждый, кому не лень, заявляет, что он настоящий мужчина. На словах они готовы пойти на все ради своих братанов. Однако на деле половина из них — трусливые твари. И в тюрьме видишь то же самое. Все эти гордые, крутые ублюдки называют себя «Губерами». Все они трусы гребаные. Стоит только вздуть их слегка, и они уже умоляют: «Не надо, не бейте меня, я никого не представляю, я сам по себе». А Нил, ну и гаденыш, слабак долбаный. Можно подумать, что он гомик, однако этот сексуально озабоченный ублюдок сейчас трахается с крошкой Баг, у которой только кожа да кости и тех немного. Она сосет ему член. В этом деле она не супер. Она делает это так, будто чистит туфли, но Нилу и такое сойдет.
— Так вот, парень. Передай своему папаше, чтобы был здесь завтра в шесть пятнадцать утра. Скажи, что Хардкор предлагает забить стрелку. Мы встретимся на улице.
— Но зачем? Что ты собираешься делать?
— Хочу сказать ему кое-что, парень. Я не дурак. Он думает, что он хозяин этого гребаного мира, и даже не знает, что у меня свои собственные планы. Он меня держит за тупого придурка. Парень, ты теперь моя страховка. На всех тех деньгах, что ты переправил из тюрьмы, твои отпечатки пальцев. Я храню их как в банке. И мне ничего не стоит сдать тебя. Окружной прокурор будет называть меня сэром. Поэтому лучше делай, как я скажу. А твой папаша, ублюдок старый, говорит, что ты можешь заложить меня с потрохами. Чушь собачья! Какие у него есть доказательства?
Нил скорчил гримасу и произнес:
— Не будь идиотом, приятель. Я же помог тебе. Ты не должен так поступать со мной.
— Я не шучу. Я никого не кидаю. Я не трахаю твою мамочку. Все будет так, как должно быть. Без базара. Это все, что я хочу сказать твоему папаше. Скажи ему: «Отец, слишком поздно. Слишком поздно». Либо доверься мне, либо заложи меня. Но ведь ты не собираешься закладывать меня, приятель? Слышишь?
Нил посмотрел на него страдальческими глазами, похожими на ползающих жуков. Хардкору стало противно.
— Послушай, парень. Ты ненавидишь этого ублюдка гораздо больше, чем я. И нечего тут вилять. Настала пора говорить прямо. Все, что ты делал до сих пор, ты делал по своей воле. Никто тебя не заставлял. А сейчас ты будешь делать так, как говорю я. Теперь ничего другого тебе не остается. Понял?
Хардкор взял Нила за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.
— Слушай сюда, — сказал он. — Теперь я буду твоим папашей.
Безотчетный страх овладевал Джун, когда она на огромной скорости неслась по автостраде. Ну что же, это для нее не в новинку. Сидя в машине, Джун ощущала свой пульс в самых необычных местах: выше локтей и на шее, под подбородком. Он бился слишком часто и неровно. Тревога и опасность, эти постоянные спутники ее жизни, всегда вызывали в ней противоречивые чувства. Растолстевшая пожилая женщина, бодрая и собранная, крепко держала в руках руль «новы» Эдгара, тщательно следя за тем, чтобы стрелка спидометра не превышала установленный лимит скорости.