— Для меня не столь опасно, как для тебя. Я — толстая старая женщина. Я не собираюсь кому-либо угрожать. Дай мне ключи. Я позвоню сразу, как только мы покончим с делом.
И вот теперь она снова выполняет задание Эдгара. О Боже, где она только не перебывала в этой жизни! Джун вспомнила о конспиративных квартирах «Пантер», которые ей нередко приходилось посещать по приказу Эдгара. Вот это было зрелище. Квартиры были нашпигованы оружием. Вдоль стен стояли полностью снаряженные автоматы и карабины. Кое-где можно было увидеть даже ручные пулеметы. Окна были заклеены газетами, чтобы внутрь не проник взгляд полицейского или агента ФБР. После налета на армейские склады в Окленде появились десятки, если не сотни «М-6» и «М-79», ящики с боеприпасами, тротиловые шашки в брезентовом зеленом мешке с надписью «Рота А, 92-я инженерная бригада», дымовые гранаты «М-18» и пластиковая взрывчатка «Си-4». Иногда на столах лежали горы кокаина, как будто это была мука, приготовленная для замешивания теста. И всегда там были женщины и малыши, крутившиеся под ногами мужчин в беретах и берцах.
Визиты в такие места были сопряжены с опасностью для жизни. Раз пять или шесть Эдгара чуть было не пристрелили. Кто-нибудь вечно наводил на него пистолет. Их раздражали не столько его мнения, сколько манеры. Однако он невозмутимо смотрел в дуло. Не только Джун, но и все их ближайшие соратники, все, кроме Эдгара, видели в нем одно и то же: мальчика с Юга, который отказывался прогнуться, стушеваться. То, что о нем думали, мало волновало Эдгара. Он думал о своей смерти, о необходимости умереть за революцию, о том, что нужно быть готовым к этому каждый день. И никогда не оставлял виновников таких инцидентов безнаказанными. Эдгар был сторонником строжайшей дисциплины. Беднягу Кливленда выпустили из тюрьмы округа Аламеды после того, как они внесли за него залог. Они спешили, потому что Кливленд уже выдал Майкла. Эдгар изнывал от нетерпения расправиться с предателем. Они устроили ему торжественную встречу, как герою, но это был спектакль для усыпления бдительности. Последний раз они видели Кливленда в утро, когда тот уже был мертв. Эдгар взял пистолет сорок четвертого калибра, разрядил из него в воздух целую обойму и затем сразу, не медля ни секунды, прижал пистолет раскаленным дулом к виску Кливленда. Он оставил клеймо и не сказал ни слова. Каинова печать, подумала сейчас Джун. Все это было сплошным безумием.
Многое из того, что случилось в те годы, и в частности смерть Кливленда, стало предметом переосмысления с ее стороны и затем сожаления и раскаяния. Джун скатилась в пропасть, подняться из которой наверх было уже невозможно, и это падение сломило ее. По глупости она вышла замуж за красивого, но пустого мужчину, который даже отличался некоторой жестокостью. Он давал ей наркотики, а она приняла это за любовь. Они расстались. Джун прошла курс лечения, но семь лет назад пристрастилась к алкоголю. Теперь она каждый день пила, и довольно много. Обычно Джун до поздней ночи сидела в компании литровой бутылки дешевого бордо и играла на компьютере.
Повернув направо, Джун оказалась в начале Грей-стрит, неподалеку от новостроек. Они уже были видны, эти неуклюжие, безобразные башни, возвышавшиеся над рядами промышленных построек. За ними начинался пустырь. Окраина. Джун проезжала мимо старых литейных с высокими дымовыми трубами, похожими на руки, поднятые в предупреждении, мимо ангаров с огромными воротами. Все производственные здания были обнесены заборами, поверх которых шла колючая проволока. Интересно, что же оттуда можно украсть? На улице начинало светлеть, и в полумгле она уже могла рассмотреть лица тех редких прохожих, которые попадались навстречу. Все они были черными.
На Джун накатили воспоминания; она подумала о Миссисипи в давние-давние времена и тех простых богобоязненных людях, которым они хотели помочь, о людях, которые были так добры и беззлобны, что казались почти ангелами, терпеливо и безропотно несущими свой крест в виде жизни, полной лишений и адского труда. Ей так нравилось выходить из церквей и молельных домов летними вечерами, когда южный воздух пропитан сыростью, как влажный носок, и неровный свет луны серебрит макушки деревьев и кустов. Она любила слушать стройное пение, когда голоса сливались воедино и держались на одной ноте, подобно голосу истории. «Как могли мы пройти такой огромный путь и достигнуть столь немногого? Как могли мы вырастить этих отчаявшихся детей, не имеющих за душой ничего, детей, которые с первых минут своей жизни уже знали, что на земле для них нет места? Они были неприкасаемыми и не находились под защитой традиций человеческого благородства. Как могло такое случиться? Мы были правы, — внезапно пришло ей на ум. — Мы были правы». Вот почему она сейчас здесь, в холодных объятиях смертельной опасности. Она делала то, что делала до этого сотню раз, спасая Эдгара, спасая Нила, этого прекрасного, неистового мальчика, потому что она должна была спасти все, во что он верил, потому что у нее самой не было никакой веры. Но когда-то она верила в Эдгара, в революцию, и осколок этого чувства вдруг зашевелился в ее сердце, больно задевая его острыми краями, именно сейчас, когда она подъезжала к Башням.
Остановив машину, Джун открыла окно и улыбнулась.
— Леди, — сказала молодая девушка, красивая девушка с безупречной кожей шоколадного оттенка. На голове у нее была вязаная шапочка, которая закрывала большую часть лица. — Леди, — сказала она, — вы не туда заехали.
«Так вот, значит, как это бывает, — думает Сет. — Двадцать пять лет ты вынашиваешь в голове мысль о мести одному человеку, а затем ты подходишь к двери его дома утром, стучишь, и вот он тут как тут, с очками в полукруглой оправе и сегодняшней газетой в руке».
С невозмутимым лицом Эдгар стоит по ту сторону стеклянной двери.
— Вы насчет Нила? — спрашивает он. — С ним опять что-то стряслось?
— Надеюсь, что нет.
Эдгар некоторое время размышляет. Серая тень раннего утра не позволяет судить о каких-либо изменениях в выражении его лица. Сет ждет на крыльце незастекленной веранды.
— Я как раз собирался выпить чашечку чая, — произносит наконец Эдгар таким тоном, что его можно с некоторой натяжкой истолковать как своего рода приглашение войти.
Он приоткрывает дверь на несколько дюймов. Внутреннее устройство дома поражает своей примитивностью: длинный, кажущийся нескончаемым коридор, из которого несет ароматами пищи, приготовляемой на растительном масле, и прочими запахами, характерными больше для совместного проживания сравнительно большого количества людей и слегка напоминающими казарму.
— Вы получили от него известие? — спрашивает Эдгар, когда они входят в маленькую кухню.
Сет достает бумажку, которую вчера вечером ему дал Хоби, — распечатку квитанций почтовой компании, где указан адрес Майкла. Эдгар включает электрочайник, чтобы вскипятить воду, и надевает очки.
— Вы мне угрожаете? — спрашивает он затем.
— Я пытаюсь сопоставить некоторые факты, Эдгар. Это не угроза.
— Вы не кривите душой? Не планируете возобновления знакомства с ФБР? Никаких откровений в вашей колонке? Видите ли, я хочу быть уверенным, что мы не разыграем еще один акт той нравоучительной пьесы, начало которой было положено в зале суда. «Трагедия мстителя». Разве нет драмы под этим названием? По-моему, Джун изучала ее. — В этот момент Эдгара начинает бить кашель, пронимающий его до самых легких. Он прикрывает рот ладонью. — Однако я полагаю, что ваша жажда мщения нашла свое удовлетворение, и даже с лихвой, по крайней мере на данный момент. — Эдгар улыбается, довольный удачной формулировкой. — Что вы хотите узнать, Сет?