Здоровье Суходолина-младшего всё ещё вызывало опасение, потому он был переведён из Санкт-Петербурга в Малороссию, край более мягкого южного климата, принял под командование Харьковский гарнизон. Он знал, что все формальности по освобождению Коринцева почти завершены, написал тому, прося приехать. При осуждении Коринцев был лишён и офицерского звания, и дворянских привилегий. Но шофёром в городской муниципалитет, по просьбе Суходолина, его взяли. И не пожалели: он был прекрасный механик — и теоретик, и практик.
… Полковник Суходолин, несомненно, обладал актёрским даром. Петрусенко увлёкся, слушая его, и, поддаваясь интонациям и настроению рассказчика, стал воспринимать Александра Игнатьевича Коринцева, как благородную и героическую личность. Впрочем, ведь и самое первое восприятие, после случая с Варей, у него было именно таким. Словно подслушав его мысли, Суходолин сказал:
— Когда я узнал, что Александр спас девушку, я не удивился. Может быть, это его главное предназначение в жизни — спасать!
— А не губить, это вы имели ввиду?
— Точно так. Он не губитель, не убийца!
— Да, — кивнул Петрусенко, — я уже понял, что вы сомневаетесь в его виновности.
— «Сомневаюсь» — не то слово! Я уверен, что Александр никого не убивал, был оговорен.
— Вы знаете его историю подробно?
— Да! — Суходолин резко прошёлся по комнате, вновь сел, достал ещё одну папироску. Он явно был взволнован своими воспоминаниями. — У нас на острове было два дня и две ночи, он рассказал мне всё, что с ним произошло.
— Расскажите и вы мне, Василий Владимирович, — попросил Петрусенко. — Её Богу, вас слушать — удовольствие! Но главное — мне это нужно знать. Чувствую, что нужно.
— Извольте… С чего начать? Александр Коринцев происходит из семьи потомственных морских офицеров. Он и сам был прекрасным офицером, что доказал в Японскую войну, в боях за Порт-Артур…
Броненосцем «Севастополь», на котором служил Коринцев, командовал герой войны, капитан 2-го ранга Эссен. Когда в ноябре 1905 года началась агония Порт-Артура, и японцы окончательно добивали и расстреливали нашу эскадру, командиры кораблей, вопреки приказу, не приняли никаких мер к уничтожению своих судов… С того года и до сегодня 7 броненосцев и 3 крейсера ходят под японскими флагами. Невыносимое зрелище для русского офицера!.. Один лишь капитан Эссен вывел свой «Севастополь» за Ляотяшан и пять дней держался против всего японского флота. Более сорока минных атак отразили моряки, и всё время рядом с капитаном находился и лейтенант Коринцев. Через пять дней Эссен затопил свой броненосец на большой глубине, офицеры и матросы ушли на шлюпках…
— Кстати, — дойдя в своём рассказе до этого места, вспомнил Суходолин. — Я ведь тогда же, сразу после выздоровления, вернувшись в штаб, встретился в Санкт-Петербурге с адмиралом Эссеном. Может быть, вы знаете: он сейчас командует Балтийским флотом, очень дружит с великим князем Сергеем Михайловичем. Как раз тогда они вместе начинали разрабатывать интереснейший план минно-артиллерийской обороны Финского залива… Да! Так вот, Николай Оттович прекрасно помнил своего боевого лейтенанта Коринцева, высоко отзывался о нём и сразу же согласился поддержать меня и моего отца в ходатайстве перед Государем… Однако, я продолжаю…
Оправившись после ранения — он был ранен в том тяжелейшем пятидневном бою, — Коринцев был отправлен служить в город Севастополь. Воистину, слово «Севастополь» не было счастливым для него! Мирный южный город, пьянящий воздух Тавриды, наполненный ароматами ранней весны… Это после тяжёлых боёв, взрывов, смертей, уходящего на глазах под воду любимого корабля, унизительного, тягостного чувства позорно проигранной войны… Вообщем, Коринцев влюбился — стремительно, страстно, безоглядно. Наверное, было в этом чувстве и неосознанное стремление просто выжить, вынырнуть из холодной, затягивающей пучины отчаяния. Но главное, конечно, была сама любовь, впервые испытанная молодым офицером.
Юленька Иевлева казалась Александру воплощением Наташи Ростовой — юная, непосредственная, гибкая, большеглазая. И то, что они познакомились на балу, и то, что он — офицер, только что вернувшийся с полей сражений, — танцевал с ней, восторженно глядящей ему в глаза, воздушной, почти невесомой… Состояние Коринцева было невелико, но впереди его ждала отличная военная карьера. Для Юленьки это не имело значения, она просто любила, но её родители… Вообщем, Александр сделал предложение, и оно было принято. Он не мог прийти в себя от счастья, от того, что это счастье так легко достижимо. В ту пору он ни за что не поверил бы, что его предложение оказалось спасительным кругом для репутации и самой Юлии, и всей её семьи. У юной красавицы с ангельским личиком был авантюрный склад характера и неудержимый любовный темперамент. Если Александра и удивила интимная искушённость молоденькой жены, то в любовном угаре он не давал себе труда об этом задуматься. Да и не хотел. Не прошло и полугода, как Юлия, поохладев к мужу, перестала сдерживать свои эмоции, вспыльчивость и капризы, а, главное — неистребимое кокетство. В эту пору к Коринцеву стали доходить разные слухи: раньше и он не обращал ни на что внимание, и его окружающие щадили. Но он любил Юлию и всегда находил ей оправдание: она наивна, доверчива, непосредственна, как ребёнок — отсюда и неумение управлять чувствами. На то он и муж, и старше её почти на десять лет, чтобы не осуждать, а оберегать её…
В этот момент и появился в окружении Коринцевых некий Загрельский. Он и в городе появился совсем недавно, но вскоре уже был вхож во все компании знатных прожигателей жизни. Он был дворянин, офицер в отставке, остроумен, обаятелен и очень красив. Его принимали во всех открытых салонах и домах. Жил он легко, как поговаривали — проматывая свою часть отцовского наследства. Игрок, забияка, он, как ни странно, легко ускользал из самых неблаговидных и опасных ситуаций, умело подставляя других. Если поначалу он даже нравился Коринцеву, то вскоре Александр понял, что перед ним не просто легкомысленный человек, но расчётливо-подлый интриган. Он знал об одном проступке Загрельского, о котором другие просто не были осведомлены. Недавно общественному презрению подвергся один молодой инженер-путиец, с которым Коринцев дружил. Юноша часто бывал завсегдатаем весёлых сборищ и пирушек, хорошо рисовал, охотно шаржировал лица своих приятелей и имитировал под рисунками их собственные подписи. Подписи получались отлично, неотличимо от оригиналов. А потом в местный банк был предъявлен чек, подпись на котором оказалась поддельной. Деньги по чеку хотел получить Загрельский, когда же выявилась подделка, — указал, что чек, в уплату долга, дал ему этот самый инженер.
Сам же юноша рассказал Коринцеву, как было дело. Однажды, после хорошего возлияния на пирушке, Загрельский, смеясь и подначивая, сказал, что подписывать шаржи — это одно, а скопировать подпись на банковском билете — этого инженер не сумеет, дрогнет рука. Загрельский сумел распалить самолюбие своего собеседника, но когда положил рядом две чековые бумажки — пустую и с подписью местного судовладельца-богача, — юноша, хотя и был нетрезв, заколебался. Загрельский стал высмеивать его подозрительность.