Викентий Павлович и Саша ехали верхом, Люся правила двуколкой. Они отъехали недалеко от «Замка», как Людмила внезапно натянула повод.
– Смотрите!
Она показывала рукой вверх. Там, в чистом и высоком послеполуденном небе, вновь парил коршун. Но не прямо над ними, а значительно дальше, слева, над широкой полосой леса, удаляясь в сторону села Починки и хутора колдунов.
– Словно указывает кому-то дорогу…
В голосе Людмилы слышался вопрос. Она посмотрела на мужа. «А может, и правда Коробова поехала к Сычихе? – внезапно подумал он. – А старуха специально «выдала» нам ее, чтоб таким образом заманить к себе… А что: Тамила Борисовна ведь Сураева – колдовских кровей, значит!» Но тут же сам себя пристыдил: «Господи, что за фантазии приходят в голову! Мистика какая-то: колдуны, друиды!»
Но еще долго смотрел вослед кружащей вдали хищной птице – пока та не скрылась с глаз.
Послеобеденной почтой пришло письмо из Крыма – от Мити. И хотя Сычиха только вчера говорила об их приемном сыне и о том, что «письмо он уже написал» – ни Викентий, ни Людмила ее слова не вспомнили. Наверное, потому, что этого письма ждали – Митя давно не подавал весточки, пора было… Впрочем, не вспоминали колдунью и ее пророчество только до момента, пока не начали читать.
Митя писал о том, что окончился его срок работ на Байдарском перевале. Строительство железной дороги продвигается быстро и, возможно, уже на следующее лето ему даже не удастся поработать – все будет завершено. Теперь же, получив расчет, он съездил на несколько дней в Ливадию. На строительстве дороги и вообще в Крыму только и разговоров последнее время было о том, что в Ливадийском императорском имении закончилось строительство и идут последние отделочные работы в Большом дворце и что сам государь вот-вот пожалует «принимать» свою новую летнюю резиденцию. Мите очень захотелось посмотреть Ливадийский дворец, вот он и поехал. Там тоже нашел себе дело – присоединился к бригаде по окончательной уборке двора – безвозмездно, конечно. А через два дня приехали государь Николай Александрович с императрицей и наследником!
Митя очень живо описывал, как царь благодарил всех строителей дворца и как подошел прямо к той группе рабочих, в которой стоял и он сам. Император пожал несколько рук и, выхватив взглядом радостное лицо юноши в студенческой тужурке, ласково спросил: «Вы, молодой человек, тоже здесь трудились? Ведь вы, кажется, студент?» Митя сказал о том, что работал лето на Байдарском перевале, а здесь помогал всего два дня. И что да – он теперь уже студент, будущий юрист. Царь Николай улыбнулся, спросил, как его зовут, и сказал, положив руку на плечо: «Вы правильно поступаете, господин Кандауров, что не избегаете физического труда. Это закаляет не только тело, но и душу». «Беру пример со своего государя!» – вспыхнув, ответил юноша…
Викентий Павлович читал письмо племянника вслух. Поднял глаза на жену, вскинул брови, словно спросил: «Ну, что ты об этом думаешь?» Она поняла его. Сычиха! «Сынок ваш приемный с государем-батюшкой встречался!» – так, что ли, сказала она? Откуда ей знать-то? Что за наваждение!
– А что, Люсенька! – воскликнул Викентий чуть ли не с восторгом. – Какова колдунья? Впору поверить в ее сверхъестественные силы!
– Не знаю… – Людмила была даже расстроена. – А как по-другому ты объяснишь? Я не могу…
– Придется поверить, – пожал он плечами. – В конце концов, невероятное тоже встречается в нашей жизни.
Когда Люся позже ушла к детям, Викентий Павлович раскурил трубку и задумался, постукивая пальцами по письму на столе. Против желания, в сердце заползала странная тревога. Именно тогда он впервые подумал: «А ведь могут и не найти Коробову! Никогда…»
С самого утра он уже побывал в имении Берестовых, вместе с полицейскими чинами из Серпухова провел обыск в комнате Тамилы Борисовны Коробовой. В платяном шкафу, скомканное и грязное, было брошено какое-то странное одеяние. Когда его развернули, оказалось – сшитый наспех балахон из светлой блестящей портьерной ткани. И еще одна диковинка – азиатская или арабская паранджа.
– Вот оно, одеяние «призрака», – Петрусенко с интересом рассматривал женскую накидку. – Думаю, если надо будет, мальчик опознает одежду своего похитителя.
– В этом нет надобности, – махнул рукой серпуховский полицмейстер. – Князь столько пережил, не будем его тревожить. Что мы теперь ищем, господин Петрусенко? Оружие убийцы?
– Да. Думаю, оно так же недалеко спрятано, как и маскарадный костюм. Очень уверена была Тамила Борисовна в своей неуязвимости.
Револьвер нашли в одном из чемоданов Коробовой. Чистить его она явно не умела, да и не собиралась. Он еще сильно пахнул порохом, в барабане не хватало трех пуль. Что ж, все сходилось: на теле убитого имелось две раны, а третью пулю отыскали у стены рыцарской башни.
– Такая респектабельная дама! – сокрушался полицмейстер. – Как же так? Мужа убила, ребенка хотела погубить!.. Может, она рассудком тронулась?
– И давно, – ответил Викентий Павлович. – Но это не то расстройство психики, которое идет от болезни. Умственная развращенность, зависть, самовлюбленность… Если человек перестает себя контролировать, не борется с этими пороками, а наоборот – культивирует их в себе, подпитывает злыми мыслями, то они перерастают в черную ненависть ко всем, кто удачливее, умнее, просто веселее и беззаботнее. С Тамилой Борисовной произошло нечто подобное. К сожалению, ведь человек она в самом деле незаурядный…
Вина Коробовой была доказана не только найденными уликами. Лишившись хозяйки, совершенно растерянная Зинаида рассказала все без утайки. Рыдая и заламывая руки, она все время повторяла:
– Я делала то, что мне приказывали! Все и всегда, что хотела Тамилочка! Я так ее любила!..
Она не сразу узнала, что увезенная и подброшенная ею княжна Берестова – это их гувернантка. Но потом ей сказали – как раз в присутствии Алены. Зинаида долго смотрела на нее, потом, отирая слезы, тихо сказала:
– А ведь я спасла тебя, деточка! Единственный раз ослушалась Тамилу – не понесла тебя в приют. Там ты могла бы и сгинуть… А Тамила так и не узнала об этом, я не проговорилась…
Елена резко отвернулась, прикусив губу, и пошла в другой конец комнаты, к Викентию Павловичу.
– Прошу вас, – сказала задрожавшим голосом, – не надо наказывать эту женщину, она стара и больна.
Петрусенко и сам видел, какой совершенной развалиной сидела в кресле обессиленная Зинаида – болезненно толстая, рыхлая, с отекшими ногами…
– И потом, – Алена вдруг улыбнулась, – она ведь и правда спасла меня, отдав моим отцу и маме. У меня была такая счастливая жизнь! Но и это не все! Как говорил мой папа: «Если рассуждать логически…» Так вот, если рассуждать логически, Зинаида спасла и Лодю.
– Ну-ка, это интересно!
– Попади я в приют и даже останься живой, никто никогда во мне княжну Берестову не узнал бы! А значит, Коробова уже спокойно избавилась бы от Лоди. Разве не так?