Этих речей собеседница явно не поняла.
— Нет, — замотала она головой. — Невысокий, с бородкой? Дачник небось… А одевается как?
— Он всегда предпочитал костюмы светлых тонов. А летом обязательно носил панаму. И комаров не терпел, отбивался от них постоянно…
— Изнеженный какой! — хохотнула тетка. — Вот, полюбуйтесь! — Она огромным волчком завертелась перед Рокотовым. — Вся в волдырях — и ничего, не плачу…
— Но вы-то трудитесь, а он отдыхать приехал. Любит гулять по таким вот тропинкам…
— Не встречала…
— Бредет вот так, понурив голову, — не унимался Рокотов. — Да под ноги никогда не глядит. Ему бы на звездное небо глядеть с кометами, а он все под ноги, и без толку. Вечно с ним что-то случается: то заблудится, то потеряет какие-то документы, то панаму свою забудет где — сколько раз ему возвращали… А то еще налетит на корягу и расшибется или провалится в яму…
— Так вы в больнице поинтересуйтесь, — предложила тетка. — Наверняка мог обратиться, коли такой рассеянный. — Увлекшись звездной темой, она понесла околесицу: — Вот я, знаете ли, верю в звезды. Я все прогнозы читаю, и все почти всегда сбываются. Вот на прошлой неделе…
…В зеленогорскую, людьми и Богом забытую больницу, уже обращались. И в сестрорецкую, которая получше. Все было зря — никто не принимал там сухопарого профессора без панамы, травмированного, с инфарктом…
Более того: при виде мускулистого дежурного травматолога стушевался даже Рокотов. В сестрорецкую больницу он прокатился лично.
— Это мысль! — Рокотов изобразил нешуточный восторг. — Я обязательно обращусь. Таких горе-ученых, — он прибегнул к риторике сталинских времен, — вообще нельзя выпускать на улицу без сопровождения. Ему нужна собака-поводырь… Впрочем, мы отвлеклись.
Окончательно условившись о встрече, господин Меринцев отправился дальше.
Он побывал в итоге у всех, даже там, где ему сперва не открыли, — вторично навестил уголовников, праздновавших волю, и там ему пришлось отведать самогонки да немного перетереть о видах на урожай конопли.
— В Австрии, — грустно заметил Рокотов, — ее, пожалуй, нет…
— Ну да! — хохотнул какой-то татуированный. — Чтобы в альпийских лугах да не было конопли! Стрелки называются!
Это казалось непостижимой загадкой природы.
Влад обошел еще много дач и особняков.
Впустую.
Никто не видел пожилого профессора — ни в панаме, ни без панамы.
Он порасспрашивал детей: они играют допоздна и в чем-то похожи на профессоров-недотеп. Нет, такого дяденьку они не встречали.
Тогда он вернулся орлиным, соколиным и ястребиным взорами к холму.
Ему становилось все яснее, что Рубинштейн не покидал участка. Что-то произошло — впрочем, понятно, что.
Лазаря Генриховича, старого и законспирированного сотрудника спецслужб, застукали на ерунде, когда он своровал алмазы, не предназначавшиеся для его астрономических глаз.
Застукали и промолчали, решая, как поступить.
Ликвидировали не сразу — решали вопрос.
Любопытно было бы узнать, как проходило совещание?
Друг депутатского детства — очевидный агент. Депутат — теленок, он никогда не даст санкции.
Или даст?
Рокотов не знал этого. Но лучше действовать без ведома депутата. Такой ли уж он теленок?
Шпиона можно оставить и гнать через него дезинформацию.
Но у него появились прямые улики: проклятые алмазы, а камни, наверно, настолько важны в этой авантюре, что никакая деза не проканает.
Поэтому постановили убрать.
Здесь же, не отходя от кассы. К чему тянуть? Астроном смоется и выложит что-нибудь дополнительное, а может быть, и вовсе сюда никогда не вернется.
Его нельзя выпускать.
Хорошо бы подмешать ему в питье чего-нибудь не слишком опасного, но гадкого. Чтобы он выкурился из дома. Касьян Михайлович при деле, он занят отдыхом по полной, из недели в неделю повторяющейся программе.
Сработать нужно аккуратно, чтобы доверчивый друг детства не догадался ни о чем.
Они поставлены беречь друга детства.
Он будет идеальным градоначальником, когда их замыслы увенчаются успехом. Он ведь метит в градоначальники? Наверняка.
Рокотов продолжал разыгрывать умозрительную сцену. Распределял исполнителей — среди которых изменник или сребролюбец, выбирал место. Наверняка подготовил заранее.
Влад не посмотрел, не обкусаны ли у Коротаева ногти. Из-за панамы.
Он бы на его месте объел их до мяса.
Но Коротаев, судя по сводкам, был иной закалки. Для этого улыбчивого — не всегда — человека убить другого — все равно что выпить стакан воды.
Короче говоря, предстояло возвращение пред очи генерала Ясеневского и обстоятельный доклад о событиях дня. С тем чтобы получить санкцию на такой же доклад, но уже о событиях предстоящей ночи.
Потому что Влад Рокотов поклялся себе, что его не остановят ни свирепые доги, ни забор с колючкой, ни подсветка, ни Коротаев с его присными, ни сам Господь Бог или дьявол.
Он вернется сюда всенепременнейше — независимо от того, будет здесь находиться депутат Боровиков или нет. Лучше бы его не было — охрану усилят, — но ее с сегодняшнего дня усилят и так.
В этом Рокотов не сомневался ни секунды. Господин Лошаков зарекомендовал себя с самой невыгодной стороны.
— Значит, нынешней ночью?
— Да. Скорее всего, как раз сегодня, когда все еще свежо в памяти, они сделают все, чтобы Боровиков воздержался от загородных поездок.
— И останутся сплошные бандиты? Они же мишени.
— Так точно, — бодро отрапортовал Влад.
* * *
…Вечером, усталый донельзя, он был уже на Литейном, у Ясеневского в кабинете, и подробно рассказывал о случившемся. Стараясь всячески выставить себя в более или менее благородном свете.
Генерал усмехался, ибо прокол был очевиден.
— Они и на версту тебя не подпустят, — пообещал он. — Запорол все дело.
— Подпустят на миллиметр, — возразил Рокотов.
— Да?
Ясеневский сверлил его тяжелым взглядом.
Он много слышал о подвигах этого микробиолога. Ему удавалось выходить из воды сухим столько раз, что Рокотов, вероятно, и сам сбился со счета.
Разом больше, разом меньше.
— Хорошо, — Ясеневский рубанул воздух ладонью. — Может быть, тебе все-таки нужны люди?
— Нет, — честно ответил Влад. — Только один, никакого прикрытия.
Ответ этот полностью удовлетворил генерала.