Генри покачал головой, набивая трубку:
– Вот живешь, живешь здесь годами, а потом – бац!..
Он попробовал стряхнуть мрачное настроение.
– Пойду-ка я лучше проверю, как там наш ленч. Ко всей нынешней жути не хватало только пудинг передержать...
После этого мы старались вести разговор в более веселых тонах. Впрочем, к концу обеда Генри явно устал. «И не мудрено, – напомнил я себе. – Ведь последние дни он брал на себя и мою нагрузку». Я попробовал было заняться грязными тарелками, однако он и тут воспротивился:
– Да ничего страшного, правда. Все равно я положу их в посудомоечную машину. Буду только рад, если вы прямо сейчас побежите на встречу с подружкой.
– У нас масса времени...
– Если будете настаивать на своем, то и я не отступлюсь. И если честно, я бы просто допил остатки нашего винца, да и прилег бы на часок-другой.
Генри состроил утрированно-грозную мину.
– Или вы хотите испортить мне воскресный вечер, а?
* * *
Мы с Дженни договорились встретиться у «Барашка», на нейтральной территории, потому как рандеву возле ее дома слишком походило бы на настоящее свидание. Я все еще пытался доказать самому себе, что мы просто собираемся покататься на лодке, что речь не идет об ужине с неявной интимной подоплекой, где пришлось бы выискивать и разгадывать кажущиеся взаимные намеки. Нет, ничего особенного не предстоит...
С другой стороны, ощущение предвкушения и волнующего ожидания говорило об ином.
За ленчем я старался не налегать на вино, и хотя сейчас тянуло выпить чего-нибудь покрепче, мне стоило бы остановиться на апельсиновом соке. Идя к барной стойке, я встречал обычные приветствия кивком головы, в которых не удавалось прочесть ничего нового. Впрочем, одна деталь порадовала: Карла Бреннера нигде не было видно.
Я вынес свой сок на улицу и, прислонившись к каменной стене возле входа, в пару глотков осушил стакан. «Нервишки пошаливают», – подумал я, заодно отметив, что поминутно гляжу на часы. Дав себе слово так больше не делать, я посмотрел на дорогу, где увидел приближавшуюся машину. Старенькая малолитражка, а за рулем сидит Дженни. Она припарковалась, вышла, и у меня сразу поднялось настроение. «Да что происходит?» – удивился я и тут же про все забыл, когда девушка подошла ближе.
– А я-то думала, что окажусь первой, – улыбаясь, сказала она и подняла солнечные очки на лоб. Однако я знал истинную причину, почему Дженни решила сесть за руль: нынче далеко не многие женщины отваживались ходить пешком.
Сегодня на ней шорты и голубая безрукавка. Слабый, почти неуловимый аромат духов.
– Надеюсь, вы не долго меня прождали? – спросила она.
– Только что подошел, – ответил я и, перехватив ее взгляд на мой пустой стакан, виновато пожал плечами. – Пить очень хотелось. А вам что-нибудь взять?
– Да мне в общем-то все равно.
Так, начинается. Похоже, мы попали в ту фазу, когда неловкость заставляет любые слова звучать фальшиво. «Решайся! Ну же!» – приказал я себе, отлично сознавая, что этот миг задаст тон всему нашему вечеру.
– Может, что-нибудь захватим с собой? – предложил я, удивившись собственной находчивости.
Девушка расцвела улыбкой.
– Отличная мысль!
Пока я ходил в паб за бутылкой вина, Дженни ждала снаружи. Моя просьба одолжить пару бокалов и штопор встретила такое недоумение, что я дал себе мысленного пинка: «Мог бы и сам догадаться!» Впрочем, понятно, почему я не сообразил заранее. Просто подсознательно избегал всего, что способно было придать нашей встрече романтический характер. Кстати, похоже, что и с Дженни происходило то же самое.
– Секундочку, – сказала девушка, когда я вернулся, и сама нырнула в кабачок. Пару минут спустя Дженни вышла, помахивая пакетиками с хрустящим картофелем и орешками.
– На случай, если захочется пожевать, – весело сообщила она.
На этом неловкость растаяла. Мы оставили ее машину на парковке и пешком вернулись к озеру. Хотя на пристань можно попасть через садик, позади дома Генри имелась также полузабытая тропинка, по которой мы и направились, не желая беспокоить хозяина. Шлюпка неподвижно стояла на зеркальной глади воды. Ни малейшего дуновения ветерка.
Когда мы забрались внутрь, я сказал:
– Ох, сдается мне, под парусом сегодня много не походишь.
– Не важно. Главное, что мы на озере.
Махнув рукой на парус, я взялся за весла и вывел шлюпку на открытую воду. В солнечном сиянии она отсвечивала стеклом, да так ярко, что резало глаза. Нас сопровождал единственный звук – мелодичный плеск мерно окунавшихся весел. Дженни сидела ко мне лицом, и хотя наши колени соприкасались, никто не пытался отодвинуться. Я греб к противоположному берегу, а Дженни, опустив руку за борт, рассекала пальцами воду, оставляя за нами расходившийся рябью след.
Ближе к берегу озеро начинало мельчать, кое-где покрываясь непроходимыми зарослями соломенно-желтого камыша. В одном из таких мест мы заметили длинную пологую отмель, с обеих сторон прикрытую густыми ветвями плакучей ивы. Я провел шлюпку под одной такой веткой и, несильно затянув узел, принайтовился к старому дереву. Солнечный свет зайчиками испятнал листву, превратив ее в прозрачную зелень.
– Как здесь чудесно! – воскликнула Дженни.
– Хотите, погуляем?
Она заколебалась.
– Не подумайте, что я трусиха, но... вы считаете, тут безопасно? А то ведь какие-то ловушки... и всякое прочее...
– Не думаю, чтобы кто-то пошел на такие ухищрения. Нет смысла: ведь тут никого не бывает.
Оставив вино охлаждаться в озере, мы отправились разведывать здешние места. Ничего особенного: голая каменистая насыпь да небольшая рощица, связанная с озером полоской непролазного кустарника. Впрочем, обнаружились и поросшие бурьяном останки крошечного строения без крыши.
– Как вы думаете, это был чей-то дом? – спросила Дженни, пригнув голову, чтобы не удариться о низкую притолоку. Под ногами шелестели пожухлые листья, и даже в нынешнюю жару внутри пахло застарелой плесенью.
– Может, и так. А вообще-то это здание относилось к местной ратуше. Скажем, здесь мог проживать какой-то служитель или кто-то вроде того...
– А я и не знала, что в Манхэме есть ратуша.
– Уже нет. Ее снесли сразу после Второй мировой войны.
Дженни провела рукой по замшелой каминной полке.
– А вам никогда не хотелось узнать, кто мог обитать в таком доме? Что они были за люди, какую вели жизнь?
– Думаю, тяжелую.
– Да, но разве сами они так считали? Может, им казалось, что жизнь у них вполне нормальная? Вот представьте: через несколько сотен лет люди посмотрят на развалины наших домов и подумают: «Ах, бедняжки! И как они только здесь жили?»