– Так. Спрашиваю еще раз. Вы знали Уильяма Мойнигана?
Все инстинкты бармена требовали не вступать в доверительные беседы с представителями полиции, и все же он это сделал.
– Да. Правда, не слишком хорошо, – тут же добавил он.
– Но он заходил сюда выпить?
– Да, он прожил здесь всего несколько месяцев, но появлялся регулярно.
– Он был веселым парнем, – донеслось из противоположного угла.
Бармен кивнул.
– Особенно повеселились в последний вечер. Он всем выставил бесплатную выпивку. Поил всех целый вечер. – Бармен произнес это с таким ошарашенным видом, словно это никак не укладывалось в его представления о жизни. – К семи вечера он выложил уже пятьсот фунтов, а к десяти мы на ногах стоять не могли. – Он погрузился в воспоминания, но даже это не смогло вызвать у Фетр сочувствия.
– Значит, он уезжал. А он не сказал, куда едет?
– Сказал, что едет забирать свои дивиденды.
– Дивиденды? – нахмурилась Фетр. – Он сказал именно так?
Бармен замешкался.
– Да, он повторил это несколько раз. И при этом загадочно улыбался.
– Но ведь он не был богат? – наудачу спросила Фетр.
– Нет. Работал штукатуром. Только за наличные, и никогда не спрашивал, откуда краска, – подмигнул бармен.
– Так откуда же у него взялись деньги на вечеринку?
Все присутствующие как по команде пожали плечами.
– Значит, он не собирался возвращаться, – словно беседуя сама с собой, пробормотала Фетр. – Он все продал, устроил вечеринку и отправился за новым состоянием.
Что бы оно из себя не представляло.
– Он играл? – спросила Фетр.
– Бывало. Иногда делал ставки на лошадок, но азартным игроком не был, – промолвил бармен с таким видом, словно с его точки зрения это было недостойным занятием.
– И он ничем не намекнул, куда собирается?
Все покачали головами, а из-за спины Фетр раздался чей-то тихий голос:
– Он сказал, что едет домой.
Как показалось Фетр, ей ответила старуха, сидевшая в дымном сумраке в самом углу. Однако когда та встала и вышла к свету, лившемуся из окна, она увидела, что это преждевременно состарившаяся блондинка лет пятидесяти.
– Может быть, он называл это место? – спросила Фетр. – Вестерхэм? Мелбери?
Блондинка покачала головой, и ее волосы заметались вокруг чудовищно опухшего лица.
Фетр достала из кармана сложенную почтовую карточку.
– А что там, на улице Мэйо? Может, там был его дом?
На этот вопрос уже никто не смог ответить. Люди в таких местах редко заботятся о своем доме.
Слушатели Фетр понемногу начали терять к ней интерес, словно ужасная гибель Мойнигана лишь на время захватила их внимание, а их способность испытывать потрясение была жестко ограничена во времени. Постепенно на их лицах вновь стала появляться скука; с Мойниганом было хорошо, но теперь его не стало.
Так был устроен их мир.
Лишь выйдя из палатки, все поняли, насколько ужасной была атмосфера внутри. С Сайма, похоже, было достаточно холода, крови и запаха мертвечины – он коротко переговорил с Сорвином и поспешно двинулся к одной из полицейских машин. Однако в этот момент на выступе холма появилась еще одна машина, из которой вышли трое, отмеченные явной печатью предпринимательства, а когда троица уже подходила к палатке, на дальнем конце пустоши возник «лендровер» Грошонга, который мчался, подпрыгивая на рытвинах и ухабах. За ним тянулся темно-зеленый след примятой травы, словно он прокладывал тропу для паломников, которые должны были устремиться на поклонение к лежавшему здесь трупу.
Все остановились на гребне холма и стали ждать, когда к ним подойдет Грошонг. Сорвин заметил, что тот слегка смущен, но отнюдь не испуган.
– Что здесь происходит? – с хозяйским видом осведомился Грошонг.
Возможно, его слова отнес в сторону ветер, только они не достигли ушей Сорвина, потому что, вместо того чтобы ответить управляещему, он сам задал вопрос:
– А что вас привело сюда, мистер Грошонг?
– Это территория поместья, – с презрением ответил тот. – И я имею полное право здесь находиться.
Сорвин посмотрел на Беверли, потом перевел взгляд на Айзенменгера и Елену.
– Лично я не звонил мистеру Грошонгу. Может быть, это сделал кто-нибудь из вас?
Но, как выяснилось, ему никто не звонил.
– Вы считаете, я не знаю, что происходит в поместье? – фыркнул Грошонг. – Я все знаю, инспектор. Я знаю, когда упало дерево и когда браконьер подстрелил птицу или поймал рыбу.
– Серьезно? – немного подумав, переспросил Сорвин. – И тем не менее на землях поместья произошло два убийства, о которых вы ничего не знаете.
– Два? – с явным изумлением воскликнул Грошонг.
– Два, – поворачиваясь лицом к низине, повторил Сорвин.
– Кто? – Управляющий сделал шаг вперед.
– Старик из деревни. Альберт Блум. – Сорвин посмотрел на Грошонга. – Вы его знали?
Тот был явно потрясен и с минуту молча смотрел на палатку.
– Конечно, я его знал. Его все знали.
Сорвин вопросительно посмотрел на Беверли. Похоже, правда.
Та слегка кивнула.
– Он когда-нибудь работал у вас? – спросила она.
– Только как временный работник, – медленно проговорил Грошонг. – Вспугивал дичь для охотников, ну и всякое такое.
– И когда это было в последний раз?
– Думаю, пару месяцев тому назад. Я могу проверить у бухгалтера.
– А когда вы в последний раз его видели?
Елена, вопреки собственным чувствам, не могла не восхититься тем, как Беверли допрашивает Грошонга. А Айзенменгер, как завороженный, продолжал смотреть на палатку.
– Думаю, на прошлой неделе. Он постоянно болтался у паба. У паба или возле заправочной станции.
– Почему?
Грошонг уже открыл было рот для ответа, но потом почему-то передумал и просто пожал плечами.
– Из-за Майкла? Из-за своего сына? – спросил Сорвин.
– А, так вы все знаете.
– Я знаю, что сын недолюбливал его.
– Тут целая история, – ответил Грошонг, сообразив, что от него не требуется разглашения тайны.
– Что за история?
Однако Грошонг внезапно уперся.
– Я не знаю всех подробностей. Просто сельские сплетни, но я не стал бы обращать на них внимание. Лучше спросите Майкла.
Что, в общем-то, они и так собирались сделать.