— Нет, Ник, все в порядке, — сказал Фред. — Либби, отзови ваших скаутов, оставь только глаза и уши. А ты, Михайлов День, — обернулся он к джерри, — полей это пугало на крыльце упаковочной пеной. Чем скорее его засунут в ящик и отправят в ангар, тем будет лучше.
— Есть! — Джерри открыл оружейный отсек и вручил Коста карабин «мессер 25-750».
Фред взвесил на руке свой.
— Знаешь, Михайлов День, я передумал. Оставайся здесь и прикрой нас мегаваттером. Если эта хрень на крыльце хотя бы шелохнется, сразу стреляй, понял?
— Есть! — Джерри занял место Фреда за пультом управления. Большая передняя пушка загудела, Коста впервые утратила самоуверенность.
— Идете или остаетесь? — по-деловому спросил Фред. Она, страдальчески посмотрев на него, взяла запасную канистру с упаковочной пеной, карабин и вылезла из машины.
«Хрень на крыльце» вблизи казалась еще страшнее. Боебайтор был почти по грудь Фреду и даже неподвижный излучал дурные намерения. По всей длине его ног виднелись оружейные скважины (на туловище их скрывал мохнатый пластфоль). «Моим клон-братьям, — сказал про себя Фред. — Если скрестить ментара с техносом, у них родится маленький боебайтор».
Фред и Коста под прикрытием большой пушки ДЮОМ обрызгали техноса пеной. Она выглядела как зеленые взбитые сливки и быстро сохла. Схватившись, она приобретет огромную прочность на разрыв, и боебайтор, даже если вдруг подумает включиться, будет надежно зафиксирован.
Скауты тем временем загрузились в свою цистерну, которую Коста отправила назад в тендер.
— Эй, Гужи, — позвал Фред, — что слышно у вас? Все тихо, коммандер, ответила Вероника из фургона. Фред и Коста с карабинами наперевес встали у двери. Инспектору было явно не по себе.
— Судя по выплатам за сегодняшний день, вы ошибаетесь, — хмуро сказала она.
«Бодрость» действовала быстро, и человек достигал пика умственной активности без побочных эффектов вроде тремора или недержания речи. Ее дозы были рассчитаны на период от четырех до двенадцати часов, после чего действие прекращалось столь же быстро без каких бы то ни было похмельных последствий.
Самсон запил таблетку электролитом и продолжил рассказ.
«Несчастный случай» произошел с Мелиной в театре «Вокруг койота», где она была со своим мужем Дарвином. Актер посреди комического монолога вдруг схватился за живот. Последний зловеще раздулся, но публика подумала, что это входит в программу. Тут актер закричал, живот у него лопнул, и все ринулись к выходу. Поздно — десантники уже оцепили здание.
Постов вместе с прочими зрителями, труппой и всем персоналом отвезли в Прово, штат Юта, в карантинный блок Внутреннего Корпуса, где за несколько лет до этого побывал и я. Мало кто выходил из этого карантина живым, но после меня задержанным все же предоставлялся выбор: остаться жить в относительно комфортабельных условиях или подвергнуться прижиганию и выйти на волю.
Мелине и Дарвину выделили семейную камеру. Их пребывание там обещало затянуться надолго — по крайней мере пока их спящие не проснутся и не заявят о себе. Но через несколько месяцев Мелина впала в глубокую депрессию. После долгих размышлений и молитв она выбрала прижигание, а Дарвин решил остаться. Они расстались друзьями.
Первые пара лет, пока Мелина приспосабливалась к жизни вонючки, были типично несчастными. Потом она встретила человека, который сказал, что любит ее и что никакой запах не может быть препятствием для такой любви. Он был беден, и она, естественно, ему не поверила, но проводить с ним время это ей не мешало. Они путешествовали, останавливались в шикарных отелях, посещали различные представления и так далее. Она оплачивала все, включая дополнительные поборы, которыми облагаются вонючки. Красивый спутник, слагавший в ее честь сонеты, того стоил.
В одно прекрасное утро господин Сонет исчез. Мелина знала, что это неизбежно, хотя и рассчитывала на более достойный уход. Все его вещи остались в их гостиничном номере на Санта-Крус, но она сразу поняла, что он смылся. Ну что ж, хоть пожила в свое удовольствие.
В ванной у раковины лежала красивая розовая ракушка, которую она нашла на пляже и подарила ему на память. То, что он не взял ракушку, огорчило ее больше, чем его бегство.
Она заказала завтрак, и менеджер спросил, может ли он подняться к ней для срочного разговора. Он принес дурную весть: сказал, что ее текущий счет исчерпан. Зная, что это невозможно, она связалась со своим брокером у «Сестер Рид» в Нью-Йорке — он управлял львиной долей ее с Дарвином имущества. Брокер долго экал и мекал, но наконец сознался, что накануне кто-то снял деньги со многих ее счетов. Расстроившись, но пока не впадая в панику, Мелина стала обзванивать другие банки и брокерские конторы. Мало-помалу картина окончательно прояснилась. Господин Сонет, воспользовавшись своим близким знакомством с ее слугой, разорил ее и Дарвина подчистую.
Услышав это, менеджер «Пяти пальм» дал ей понять, что терпел ее в отеле только по благородству своей души. Он громко оплакивал люкс, испорченный ее мерзким духом, и угрожал вызвать полицию.
Мелине пришлось занять у друзей, чтобы вернуться домой. Внукор конфисковал у нее слугу, чтобы расследовать степень его причастности к преступлению, и она не могла распоряжаться тем немногим, что у нее еще оставалось. Она продолжала брать в долг и вела скромную жизнь, снимая квартирку в отнюдь не фешенебельной башне. Одновременно она начала несколько судебных процессов против «Сестер Рид» и других своих финансовых распорядителей, но суды решили не в ее пользу. Щедрость ее друзей тоже имела границы. Следствие не обнаружило никаких следов господина Сонета и ее пропавшего состояния. Слугу ей вернули в разобранном виде. Она подумывала, не сдать ли детали в утилизацию, но интуиция подсказывала, что этого делать не надо.
Всего через несколько недель она докатилась до такой нищеты, что вынуждена была переехать в муниципальное женское общежитие.
За три года после катастрофы она прошла путь от пентхауса до казармы, где ей принадлежали только койка, стул и шкафчик с одеждой. Она думала, что дальше уже падать некуда, но скоро убедилась в обратном. Соседки по общежитию, возмущенные ее запахом, потребовали от руководства выселить обожженную. Руководство в качестве компромисса перевело ее в кладовую и наказало держать дверь закрытой.
Вы правы, Жюстина. Рассказать мне все это за пять минут Мелина Пост никак не могла. Наш разговор продлился гораздо больше времени, поскольку гость, которого она ждала, опаздывал. Арбайторы провезли мимо нас запеченную акулу с масляным цветком в разинутой пасти, доставили ее в квартиру Мелины и вернулись с пустыми серво. Минуты шли, а гость все не шел и не звонил, но она была уверена, что его задерживают дела, и не хотела звонить сама, опасаясь ему помешать. Желая скрыть растущее беспокойство, она продолжала свою историю. Я пригласил ее вернуться ко мне, присесть, выпить что-нибудь, но она не захотела и осталась у двери. Ее рассказ, должен признаться, расшевелил мои собственные воспоминания. Меня возмущало то, как с ней обходились, я жалел, что не сумел помочь ей в то время. Если бы она постучалась ко мне тогда, все бы вышло иначе.