Нет, Джим не спрашивал. Ему и в голову не приходило такое спросить.
— Знаешь, что бы я сделал, если бы в нее был влюблен?
— Пригласил бы ее на свидание?
— Я бы трахнул эту девку, похожую на мужика. Она так и так тебя домогается.
— Откуда ты знаешь, что она меня домогается?
В первый раз за весь разговор Воткинс посмотрел на Джима.
— Ты, по-моему, чего-то не понял, Пенек. Я все вижу. Могу один раз оглядеть комнату — или, в данном случае, этот убогий дворик — и мне достаточно. Я точно знаю, где и что происходит. Как тот хоккеист, Грецки. Для таких людей, как Грецки, мир двигается медленно. Они знают, где кто находится. У них глаза на затылке имеются. Вот и я такой же.
— Это Грецки. Он хоккеист, а ты чем занимаешься?
— Спортивной греблей. Баб гребу помаленьку.
И Джим засмеялся. Вот сколько раз он себе обещал, что не будет смеяться шуткам Воткинса, и опять не утерпел. Еще и подначил его:
— И кого ты сегодня собрался грести?
Воткинс отхлебнул пива и провел рукой по светлым волосам. На висках они были подстрижены коротко, зато спереди оставалась длинная челка. Несколько прядей постоянно лезли ему в глаза. Прическа стильная, но ее требовалось все время поправлять. Джим бы такого не вынес.
— А я пока только разогреваюсь, — ответил Воткинс. — Делаю круг по катку. Но я чувствую, что тебе нужен дружеский совет.
— He-а. Мне все равно ловить нечего.
— Очень хочется согласиться. Но в каждом из нас заложен потенциал. Ты витамины пить не пробовал?
Воткинс разжал кулак. На ладони лежала бело-голубая таблетка, скорее всего амфетамин. Во всяком случае, Воткинс именно амфетаминами промышлял, хотя Джим слышал, что этот парень все что хочешь может достать, от экстази до метамфетаминов и кокса.
— Спасибо, я уже с утра поливитамины для детей принял.
— М-м! Няка! — сказал Воткинс и сунул таблетку в рот.
Джим понимал, что таких, как Воткинс, в мире полно. Но он никак не предполагал, что столкнется с этим персонажем в дорогом, престижном частном университете. В государственном — да, может быть. Но здесь?
Джим не понимал, почему студенты терпят Воткинса. Наверное, думал он, это потому что Воткинс обаятелен и его наблюдения всегда остроумны и не лишены здравого смысла. Да и к тому же Воткинс был красавчик, и фигура у него обалденная. Это тоже важно.
Он напоминал Джиму очаровательно порочного персонажа фильма «Под кайфом и в смятении», которого играл Мэтью Макконаги. Джим и его школьные приятели этот фильм обожали. Целый год разговаривали цитатами оттуда. На вечеринках диалоги главных героев были специальным шифром, знаком принадлежности к группе избранных. Когда кому-нибудь из них удавалось произвести впечатление на девчонку, девятиклассницу или десятиклассницу, они подходили к друзьям и говорили: «За что я люблю школьниц? За то, что я старею, а они нет». Это была главная реплика Макконаги в фильме.
Джим поежился. Даже вспоминать неудобно. Какой они ерундой увлекались! Надо же, «Под кайфом и в смятении». Но персонаж Макконаги и сейчас не утратил своей прелести. Больше всего Джиму нравилось, насколько он спокоен и уверен в себе. И ведь никакого образования. Подвизался разнорабочим. И при этом постоянно охмурял школьниц, и делал это легко и красиво.
Джим подозревал, что с Воткинсом та же история. Он был обаятелен, спокоен и уверен в себе, с таким же блеском небесно-голубых глаз. Ему сходили с рук несусветные глупости, даже такие, каких другим бы не простили никогда.
— Позволь, я укажу тебе на некоторую нелогичность твоего рассуждения, — сказал Джим.
— Валяй.
— Кейти Йоргенсон мне не нравится.
— Типа, она толстая?
— Дело не в этом.
— Нет, если в этом, я все понимаю. Многим парням не нравятся толстые.
— Она не толстая. Просто она вся такая из себя, воображает, а с чего — непонятно.
— Похоже, дело все-таки в том, что она толстая.
Джим засмеялся. Воткинс был прав, Кейти и вправду не худенькая. Но вот что имел в виду сам Воткинс? Его не поймешь.
— Не обращай ты внимания, — продолжал Воткинс. — Экстерьер, фасад — это все неважно. Внутри скрывается маленькая испуганная девочка, ужасно неуверенная в себе. Твое дело постучать в скорлупу и вытащить ее на свет. И растоптать жестко и по-мужски.
Воткинс сложил перед собой руки (в одной из которых была банка с пивом) и сделал вид, что молит небеса о пощаде. Потом тоненько, по-девчачьи, взвизгнул и рассмеялся. Джим решил, что он спятил.
— На фига мне ее растаптывать?
— Ты еще маленький, совсем мальчик. Тихий, безвредный. Весь такой вежливый, дружелюбный, чуткий. Вон тебя мисс Дейтон, красотка Гвен, послала за пуншем, ты и полетел как очумелый. — Воткинс несколько раз подмигнул Джиму.
— Она меня не посылала. Я ее спросил, хочет ли она пунша.
— Как скажешь. Но ты для нее — мелюзга. Почему? Потому что ты неспособен причинять боль.
Джим засмеялся. Воткинс говорил точь-в-точь как тренеры. «Сынок, тебе надо заработать авторитет. Заставь их с тобой считаться!» Хорошо еще, что в игре Воткинса не надо подкладки для плеч надевать.
— У нее есть парень. — Джим начал обдумывать пути отступления.
— Да он кретин!
— Он наш президент.
— Твой президент. Надо мной никто не властен.
Джим промолчал. А что тут скажешь? Он еще никогда не слышал, чтобы Вайсса крыли вот так, в открытую. Джим и сам его костерил, но тихо, про себя. В принципе, Вайсс был парень неплохой, но становился полным засранцем, когда организовывал какое-нибудь «мероприятие».
— Стань клинком, — негромко сказал Воткинс, снова оглядывая двор. — Неужто тебе не хочется узнать, каково это, резать с каждым прикосновением? Быть искусно выкованным оружием, способным дарить, но и отнимать жизнь?
— По-моему, это как-то нездорово.
— Девка, похожая на мужика. Это твой выбор.
— И что надо делать?
— Иди отнеси им пунш. Я за вами понаблюдаю. Потом придешь обратно через двадцать минут и доложишь.
— И все?
— Пока все.
— А потом?
— Будем оттачивать мастерство. Мастерство и клинок.
Джим рассказывает адвокатше: в десять часов, в самый разгар вечеринки, Джим сказал Кейти, что ему хочется подышать. И не хочет ли она прогуляться с ним за компанию.
Он собирался переиграть Гвен в ее собственной игре. Она блефовала, и он убедил себя, что покажет ей. Покажет, что она потеряла. Джим еще не забыл историю с Бекки Гофман и решил: если он этого не сделает, все равно найдется кто-нибудь другой.