Вика вернулась обратно и села, но спустя две секунды вскочила вновь. Ощущение, что из леса кто-то выходит, не исчезло, и сидеть к этому «кому-то» спиной ей не хотелось.
Она перетащила коробки чуть подальше и уселась лицом к зарослям. Прошло около двадцати минут, когда на воде раздался негромкий всплеск, а затем шепот, и она вскочила, судорожно вцепившись в рукоятку ножа, который предусмотрительно достала из «хозяйственной» коробки.
Никого. Никого не было на море, никто не выбегал к ней из леса, но Вике потребовалось не менее пяти минут, чтобы осознать это. А когда осознала, то наконец-то увидела реальную опасность, грозящую ей не из леса и не из океана.
Вика положила нож обратно в коробку, провела руками по лбу. На ладонях остался мокрый потный след.
– Я не сойду с ума, – сказала она. – Это всего лишь остров. Что-то случилось, кто-то решил меня разыграть. Но у него ничего не выйдет. Я не сойду с ума.
Она помотала головой, умыла лицо водой из нагревшейся банки и даже попробовала посмеяться над своими фантазиями, но смех вышел слабенький, натужный. Тогда Вика закрыла глаза и принялась вспоминать пейзажи дяди Миши – ее всегда успокаивали такие воспоминания.
«Дядя Миша… он, наверное, будет ужасно волноваться. Как далеко, господи боже ты мой».
Она заставила себя мысленно подробно рассмотреть каждый пейзаж. Вика хорошо их помнила. Пейзажи и в самом деле успокоили ее, и в голове, измученной переживаниями последних дней, прорезалась здравая мысль. «Завтра я доберусь до второго острова. Как же я сразу не догадалась? Пусть только попробуют меня остановить! Завтра я доберусь до второго острова. Там люди. Они мне помогут».
Внезапно она поняла причину своего странного сонливого состояния в вертолете и в первый день на острове.
– Сволочь! – громко сказала она, вспомнив Глеба, предлагавшего ей таблетки от укачивания. – Поганая сволочь! Зачем ты это сделал? Кто тебе заплатил за то, чтобы ты…
Ветер поднял несколько песчинок у ее ног и унес их, и, глядя им вслед, Вика замолчала. «Его здесь нет, – сказала она самой себе, стараясь быть убедительной и хладнокровной. – Не нужно с ним разговаривать, раз его здесь нет. Глупо, правда?»
Глупо. Конечно, глупо. Вика кивнула, соглашаясь сама с собой, чувствуя себя почти успокоившейся, потому что наконец-то приняла решение, которое прекратит ее бездействие – завтра же она доплывет до соседнего острова, как бы далеко он ни находился.
Она выберется отсюда.
На то, чтобы собрать информацию о молодом перспективном актере театра и кино Вениамине Рощине, у Макара ушло полтора дня. Хватило бы и одного, но две встречи пришлось перенести – собеседники Илюшина были людьми занятыми. Расспрашивая их о творческих и личных успехах и неудачах Рощина, Макар похвалил себя за то, что выбрал самый простой и незамысловатый способ из всех возможных. Он представился журналистом желтой прессы.
На встречу с представителем продажной газетенки, которая, конечно же, все переврет и добавит отсебятины, легко согласились пятеро из шести актеров, обработанных Макаром. Шестой с сожалением отказался лишь по той причине, что сейчас пребывал в Эдинбурге и не мог появиться в Москве ранее, чем через две недели. Такой срок Илюшина не устраивал, и он решил удовлетвориться пятью источниками – тем более что все они были людьми, более-менее близко общающимися с Рощиным.
Не мудрствуя лукаво, Макар сообщил по телефону каждому из них, что собирается написать большую статью о Вениамине, поэтому ему нужны рассказы осведомленных людей. Бабкин, слушая убедительную болтовню напарника, качал головой, а затем, произведя какие-то расчеты на бумажке, заявил Макару, что журналистская деятельность последнего выльется им в круглую сумму. Илюшин искренне удивился.
– Ты что же, полагаешь, они за здорово живешь станут выкладывать тайны мадридского двора? – усмехнулся Сергей. – Сообщаю тебе последние новости: люди хотят денег. Понимаешь? Ты сказал, что покупаешь информацию, им осталось только озвучить цену.
– Сообщаю тебе последние новости, – хладнокровно ответил Макар, придирчиво выбирая в шкафу самую замусоленную куртку. – Я не сказал, что покупаю информацию. Я сказал, что хочу узнать как можно больше об актере Вениамине Рощине. Полагаю, минимум двое из тех, с кем я договорился, готовы сами мне приплатить, лишь бы я опубликовал их сведения.
Бабкин скептически покачал головой.
– Вот увидишь, – пообещал Илюшин. – Ты, Серега, ничего не понимаешь в актерской психологии.
– А ты, конечно, понимаешь, Евстигнеев нереализованный, – язвительно заметил Бабкин, глядя, как Макар облачается в задрипанную куртку и натягивает на макушку сильно растянутую вязаную шапочку.
– Я не Евстигнеев, – согласился тот. – Но я очень умный, поэтому и понимаю. Не теряй времени даром, мой скептически настроенный друг.
Он кивнул Сергею, отчего шапочка съехала ему на уши, и вышел из квартиры.
Расчет Макара оказался верным. Не то чтобы Рощина сильно не любили, но как минимум у пятерых из работавших с ним людей были свои причины на то, чтобы ославить Вениамина в желтой прессе.
– Всем все про него понятно, – рассказывал Илюшину первый собеседник – нервный мужчина с тонким шрамом на скуле, непрерывно куривший. – Смазливая мордашка, от которой, простите, девочки писают кипятком, – вот и вся формула успеха нашего Венечки. Кроме того… – мужчина понизил голос, – поговаривают еще, что Венечка очень близко общается с одним из продюсеров сериала «Отдать тебе все». Очень близко, вы меня понимаете? Но это, разумеется, только слухи, недоказанные слухи.
Он откинулся на спинку стула и с довольным видом выпустил из ноздрей голубоватый сигаретный дым.
– Хороший, хороший, очень хороший мальчик. – Маленькая высушенная женщина с заостренным бело-розовым личиком не произносила слова, а пропевала их на разные лады. – Только талантливый человек может себе позволить быть нехорошим, правда? Я вижу, вижу, вы согласны со мной. Кстати, в вашем диктофоне закончилась пленка. Нет, безусловно, есть кое-какие способности, иначе Тарасюк никогда не взял бы его – поверьте мне, уж я-то Тарасюка знаю, и отбор в его театре очень строгий… А вы знаете о его отношениях с той девочкой?… как ее… боже мой, никогда, ну вот никогда не могу запомнить имен бесцветных людей!
– Втюрился, как мы говорили раньше. – Сообщила девушка с белыми волосами «ежиком» и белыми же бровями над сине-голубыми глазами такого редкого оттенка, что Макар никак не мог разобрать: линзы у нее или нет. – Венька у нас человек увлекающийся, для девушек он хорошая партия. И Маша Зарецкая пыталась, и Катюша Просвирина… Но Веньку, хоть это и смешно, зацепила никому не известная девица, которая о нем ничего не знала. Он, бедняжка, все на жизнь мне жаловался – правильно, мне все жалуются, я всеобщая жилетка. Стаканчик для слезок. Не смотрите так пристально, я не ношу линзы. Свой цвет, правда. Честное слово.