Брат Дубрава ответил:
– Нежить.
– Нечисть? – переспросил Вольфрам Кандела, широко раскрыв глаза.
– Да нет же, нежить, – повторил брат Дубрава, даже не повышая голоса.
Кандела вскочил и забегал вокруг костра.
– Куда вы меня затащили? – кричал он. – Я жил себе в городе, среди нормальных людей! У меня была дома замечательная бочка с горячей водой, где я мог нормально помыться! Я ел каждый день горячие обеды! Я трудился на благо общества! Слышите вы – ОБ-ЩЕСТ-ВА! А вы… вы всегда были чем-то недовольны. Вам вечно чего-то не хватало. Вот и хорошо! Ушли из города – скатертью дорога! Но я-то! – выкрикнул он почти с детской обидой. – Я всегда и всем был доволен! Мне всего хватало! Куда вы меня затащили? – Он с силой пнул полено, высовывавшееся из костра. В небо поднялась жидкая змея искр. – Я не хочу! – выкрикнул Кандела со слезами. – На смерть, на смерть меня повели!.. И бежать некуда… некуда…
Он обхватил голову руками и зло зарыдал.
Пан Борживой в задумчивости ерошил волосы.
– Гляжу на тебя, Кандела, – зарокотал он, – а на ум так и идут детские мои разговоры с одним занятным старичком. Харлампий-Кривобок – так его звали. Доживал век в Сливицах. Знатно мастерил свистульки! Детвора души в нем не чаяла… В молодые годы преискуснейший был палач. Языки рвал – как другие песни пели. А уж рассказывал об этом… заслушаешься! Соловей! В Сливицах ему каждый мальчишка завидовал… М-да, к чему я бишь это вспоминаю?
Кандела еще раз пнул полено, но уже без прежней безоглядности, и обиженно ушел спать.
Зимородок задумчиво произнес:
– А ведь если это нежить, то они, пожалуй, ночью нагрянут.
– А ты почем знаешь, стратег? – набросился на него Гловач. У лютниста заметно постукивали зубы. – Может, мы их устрашили!
– Будь я нежитью, непременно бы напал, – пояснил Зимородок. – И ничего мы их не устрашили.
– А может, их вовсе не существует? – неожиданно предположил Штранден.
Все обернулись к философу.
– Как это может быть? – удивился Гловач. – Они же здесь сидели, разговаривали…
– А вы не обратили внимания на то, что они не знали самых простых вещей? – продолжал Штранден. – Они даже не смогли объяснить, где живут. У них вообще не было ни одной самостоятельной мысли.
– Они действительно говорили как-то невпопад, – согласилась Мэгг Морриган. – Но мне кажется, выражались вполне разумно.
– Все эти мысли они брали в готовом виде у нас, – пояснил Штранден.
– Ну что ж, будем надеяться, что ты прав, и их на самом деле не существует, – сказал Зимородок. – Морок все-таки лучше, чем нежить.
– Дальнейшее покажет, – произнес брат Дубрава. – Но мне кажется, лучше быть начеку.
– А с этим никто и не спорит, – заявил пан Борживой. – Гловач! Твое дежурство первое. Я иду спать.
Все равно спали вполглаза.
Приблизительно за два часа до рассвета Зимородок – ему оставалось сторожить не более получаса – заметил, как ночной туман начал колыхаться. Он успел лишь схватиться за свой лук и поднять тревогу, как из тумана начали вываливаться один за другим ночные гости, все пятеро.
Они больше не улыбались. Их белые лица, слабо светившиеся в темноте, казались холодными и бесстрастными. Зимородок успел снять первого стрелой. Нападавший упал, не издав ни единого звука, бесшумно, как сова. Остальные окружили Зимородка и принялись разглядывать его неподвижными глазами – прикидывали, с какой стороны лучше ударить. Они были вооружены короткими широкими мечами.
В темноте тяжко заворочался пан Борживой. Спросонок он зарычал:
– Ерошка, козий сын! Штаны и саблю!
Нежити замерли и один за другим осторожно повернулись на громовой голос.
Пан Борживой уже стоял на ногах, позевывая.
– А ну! – зычно крикнул он. И, видя, что враги приближаются к нему высокими нелепыми скачками, как кузнечики, рявкнул: – Гловач! Ну где ты? Саблю!
Верный слуга всунул в широкую ладонь пана верную саблю, и Борживой, не тратя больше времени, рассек прямо на лету ближайшего к нему врага. И снова – ни звука. Тишина и всплеск тумана. Рассеченное тело исчезло где-то под ногами. Оставшиеся трое будто не заметили этого.
Тем временем в лагере проснулись остальные.
– Что происходит? – спросила Гиацинта у Марион.
Та не успела ответить. Из темноты, широко размахивая руками, вылетело существо в сером. Туман, окутывавший его как плащ, слабо светясь, стекал с пальцев нежити. Обе девушки схватились друг за друга и громко завизжали.
Мэгг Морриган с кинжалом в руке вынырнула из-за спины Гиацинты и метнулась навстречу нападавшему. Оба повалились на землю и принялись кататься. В темноте странно вспыхивало оружие.
– Что это? Кто это? – бормотала Гиацинта. – Что происходит? Я не выдержу!..
Мэгг Морриган поднялась на ноги, отряхиваясь. Ее противник утонул во мраке.
Белые бесшумные тени метались по лагерю. Вольфрам Кандела, вцепившись руками в ствол дерева, громко, отчаянно кричал. Гловач, вооруженный поленом, принимал то одну, то другую воинственную позу. Белолицый чужак взвился в воздух и приземлился посреди тлевшего костра. Оттуда вылетел вихрь искр. Миг – и чужака объяло белое пламя. Он тонко засвистел. В этот момент Гловач ловко огрел его поленом по голове. Пламя из белого сделалось обычного цвета и охватило упавшее тело.
Последнего из пяти нигде не было видно. Мэгг Морриган бросила в костер несколько веток. Тело нападавшего почти сразу превратилось в пепел.
Стоянка ярко озарилась огнем. Из темноты, пыхтя, прибежал пан Борживой.
– Всех уложили? – осведомился он. – Я своего разрубил пополам.
– Надо проверить, как там мой. – Мэгг Морриган кивнула куда-то в сторону.
Борживой глянул на Гловача. Лютнист бросился туда и вскоре вернулся, волоча за ноги неподвижного противника лесной маркитантки.
– Мертв? – холодно осведомилась Мэгг Морриган.
– Во всяком случае, не жив, – отозвался Гловач, затаскивая тело в костер.
Снедаемая любопытством, Марион посмотрела на убитого и тихонько ахнула: теперь у него и вовсе не было лица.
Самый первый из нападавших, со стрелой в груди, уже начинал шевелиться, когда его бросили в костер. Ноги нежити, разрубленной паном Борживоем, притащил Штранден, а верхнюю часть туловища – сам Борживой.
– Меня сейчас стошнит, – произнесла Гиацинта. – Предупреждаю!
– Замечательно. Мы победили, – подал голос Зимородок. – Кстати, кто помнит: сколько их было?
– Пятеро, – отозвалась Марион.
– Один скрылся, – сказал брат Дубрава. – Не будет нам теперь покоя.