Бывший диктатор без улыбки кивнул всем находящимся в каюте и занял место у двери. Он не стал садиться.
– Могу я спросить о цели нашего полета? – осведомилась Бугго. – О настоящей цели?
– Как и было сказано, Хедео, – ответил Тоа Гираха. – У меня там вилла на берегу Аталянского моря. Неужели Гоцвеген вам не рассказывал?
* * *
Теперь за офицерским столом обедали четверо. Калмине Антиквар, жулик опытный, но без размаха, вопросов не задавал, щурился с понимающим видом и строил предположения насчет того, как новый пассажир мог очутиться на «Ласточке». Как-то раз Бугго, встретив Антиквара в коридоре, остановила его, сжала ему руку чуть ниже локтя и многозначительным тоном поблагодарила за понимание. Калмине, хоть ничего и не понимал, покивал серьезно и с тех пор еще больше уважал своего капитана.
Тоа Гираха был собеседник интересный и, как правило, немногословный. Бугго говорила с ним о селитре и культивированных почвах, которые вывозились с Арзао. Ее интересовали технологии, состав удобрений, планеты-покупатели. Она являла такую заинтересованность и осведомленность, что Гираха становился в своих ответах все лаконичнее и в конце концов спросил:
– Вероятно, вы планируете какие-то выгодные для вас деловые контакты с Арзао в том случае, если я вернусь к власти?
– Разумеется! – сказала Бугго.
– Вы не смотрели сайт «Арзао. Перевороты»? – с тихим фырканьем, от которого раздулись ноздри, полюбопытствовал Гираха.
Бугго пожала плечами.
– Как-то все некогда.
Гираха выдохнул:
– Может, это и к лучшему. Там много неправды, хотя кое-что соответствует действительности.
– Например?
– Например, инопланетные концессионеры. Мои предшественники раздавали акции богатейших рудников за взятки и политическую поддержку, благодаря чему прослыли борцами за демократию. Я – другое дело.
– А кто вас поддерживал? – поинтересовался Хугебурка, тасуя колоду.
– Отчасти – военные. Во всяком случае, почти весь высший комсостав. Несколько крупных промышленников. И, как ни странно это прозвучит, привилегированные учебные заведения. Я обещал молодым людям работу по специальности.
– И как? – Хугебурка стал раздавать кругляши.
– Довольно успешно. У меня почти не было безработицы. После национализации рудников потребовалось много автохтонных химиков, биотехнологов, геологов, бурильщиков… Мне пришлось отправить в забой сотен семь, может быть, восемь свободомыслящих хрипунов, которым не нравилось, что в правительстве многие носят военную форму. Не знаю, чем так плоха военная форма. На Арзао она очень красивая. Я расстрелял министра тяжелой промышленности Арзао, повесил премьера…
– А почему премьера повесили, а не расстреляли? – заинтересовалась Бугго.
– Во-первых, предателей вешают, а не расстреливают, – сказал Гираха невозмутимо. – А во-вторых, премьером была женщина… – И после короткой паузы продолжил прежним, повествовательным тоном: – Кроме того, я распорядился публично пытать шефа общепланетной безопасности. И до сих пор не жалею об этом.
– В каком смысле – публично? – удивилась Бугго.
– В том, что велась прямая трансляция по всепланетному стереовидению. Этот гаденыш рассказал много поучительного. Я полагал, что гражданам Арзао нелишне узнать, как и почем их продавали.
– Похвально, – сказал Хугебурка, морщась в свои кругляши. Ему чудовищно не везло в игре.
Твердое лицо бывшего диктатора повернулось к нему. Никаких эмоций не отражалось в резких, грубых чертах.
– Вас не очень огорчит, господин Хугебурка, если я начну ход с черной «короны»? У вас ведь есть «секировидка»?
– Чтоб вам лопнуть, ваше превосходительство! – Хугебурка впал в ритуальное отчаяние проигрывающего.
– Я так и думал, – невозмутимо сказал Гираха. – Я это предвидел.
И пока Хугебурка шевелил губами, подсчитывая среди своих кругляшей проигрышные очки, Гираха выложил перед Бугго два «скафа», оставшись, несомненно, с красной «лапкой». Гоцвеген, не сделавший еще ни одного хода, рассеянно прикидывал, стоит ли вообще вступать или лучше сразу бросить кругляши в корзинку.
– А эти ваши, хрипуны, – сказала Бугго, созерцая «скафов», – что они делали?
– До того, как угодили в забой? Выступали на митингах, выпускали газеты… Преимущественно это были средние держатели акций тех рудников, что я национализировал. В основном – образованные и неглупые люди. Из тех, кого в университетах обучили грамотно потреблять достижения культуры. Им хотелось регулярно получать небольшую прибыль и ходить в театр.
– А вам их не жаль? – Бугго пустилась на провокацию. – В конце концов, их желание по-человечески вполне понятно.
– Знаете, в какую разъяренную, брызжущую слюной гадину превращается мирный интеллигент, стоит погнать его на работу? Что вы уставились на «скафы», госпожа капитан, – нечем крыть?
– Может быть, – сказала Бугго, забирая кругляши. – Вы и в самом деле кровавый зверь. Ну, рассказывайте.
– Они пытались сколотить оппозицию. Искали поддержки у младшего комсостава, склонили на свою сторону декана университета почв и семян, развесили листовки с дурацкими обещаниями. В одной провинции им поверили и подняли мятеж. Меня вынудили отправить туда войска. После этого я счел себя оскорбленным и арестовал всю оппозицию. Все было проделано за одну ночь. Эти господа получили бесчеловечные железные кандалы на ноги и замечательное кайло в нежные ручки. И больше – никакой оппозиции… Я выиграл.
И он открыл свои кругляши. У него действительно была красная «лапка».
– А инопланетные концессионеры – куда они исчезли? – спросила Бугго. – Вы откроете нам тайну века?
– Ни за что, – сказал Тоа Гираха. – Пусть хоть что-то останется в неприкосновенности.
Бугго махнула рукой:
– Еще по одной?
Сдавал на этот раз Гоцвеген. Пока все изучали новую конфигурацию, Тоа Гираха сложил свои кругляши в корзину.
– Пас, – сказал он. – Не повезло.
– Вы считаете, что делали все правильно? – заговорил Хугебурка. – И когда вернетесь, то все повторите в точности как было?
Гираха встал из-за стола, выпрямился. Было очень заметно, что он имеет привычку стоять так подолгу.
– Я благодарю вас за то, что верите в меня, – произнес он. – И в то, что я вернусь на Арзао. Да, я делал все правильно. Да, я попирал великие принципы гуманотолерантности. Почему-то прекраснодушные рыхлозадые господа полагают, будто возможна сильная держава – держава, которую не разворовывают, не смеют разворовывать! – без преследования инакомыслящих, без оппозиции, отправленной на бессрочную каторгу, без высланных с планеты или пропавших без вести пришельцев, которые никогда не устают вынюхивать, нет ли дармовой поживы! Не говоря о закрытых стереостанциях, где вечно болтают разную чушь. Я даже не требовал, чтобы они меня восхваляли. Я добивался, чтобы они хотя бы ездили в те места, откуда вели свои бойкие репортажи, а не лепили пейзаж с помощью компьютерной стереомультипликации… На сайте, кстати, есть снимок, где я лично прикладом разбиваю камеры на станции «Свободная Арзао», – так вот, это не монтаж, а чистая правда.