— А тебя как звать-то? — спросил он, хотя, конечно, это не имело никакого значения. Он ждал в ответ окрика или грубости, но, к его изумлению, мужчина ответил:
— Том.
— Том? И всё?
— И всё.
— Так только простолюдинов зовут.
— Я и есть простолюдин.
— Ага, ври больше, — проворчал Адриан, поворачиваясь на бок. В телеге, если приноровиться, можно было устроиться почти уютно. Адриан понял, что хочет спать, но тут человек, назвавшийся Томом, произнёс негромкое «тпр-ру», и телега остановилась.
— Просыпайся, Тобо. Кстати, тебя теперь зовут Тобо.
— С чего бы это?! — возмутился Адриан.
— Потому что я так сказал. Вылезай, живо. И возьми кобылу под уздцы.
Они подъехали к одной из деревенек, прилепившихся к подножию холма, на котором стоял замок Эвентри. Всего таких деревенек было четыре. Адриан бывал только в одной, и то — давным-давно, так что узнать его тут никто бы не смог, даже если бы он не вымазался в саже с ног до головы… Если бы только именно в этой деревне жила подружка Анастаса! От этой мысли Адриан встрепенулся. Вот бы столкнуться сейчас с братом! А уж он-то узнает Адриана, хоть бы тот по уши в болоте сидел, в этом Адриан был уверен.
Анастас-то узнает — но что, если Анастаса здесь нет? Впервые Адриану пришло в голову, что в идее испачкать лицо сажей не было ничего такого уж хорошего. Он запоздало провёл рукой по щеке, но, поскольку руки тоже были выпачканы, только размазал грязь.
— Пошли. И, что бы ни случилось, ни звука. Говорить буду я, — спокойно сказал Том и, взяв лошадь под уздцы с другой стороны, зашагал вперёд.
Деревня, как и замок, давно лежала в глубоком сне, но над дверями корчмы ещё горел огонёк, высветляя вывеску в виде пенящейся пивной кружки. Внутри тоже светилось, хотя и неярко, а из-за прикрытой двери доносились хмельные голоса припозднившихся посетителей.
Том постучал в дверь кулаком — коротко и твёрдо, как человек, привыкший, чтобы ему отпирали по первому требованию. И впрямь отперли, хотя в фигуре и лице хозяина, окинувшего гостей неодобрительным взглядом, было крайне мало дружелюбия.
— Доброй ночи, мил человек, — сказал Том; он старался говорить простецки, но всё равно выговаривал слова слишком чётко, не сглатывая окончания на манер крестьянского говора, а будто героическую песню читая. — Не надо ли угля?
— После полуночи-то? Нет, не надо, — сказал корчмарь. — Завтра приходи.
— Нам с сыном переночевать негде. Мы с Шементонской ярмарки едем, до ночи не успели к деревне добраться. У меня ещё восемь мер угля осталась от продажи — не выменяешь ли на хлеб и кров?
— Что, не удалась ярмарка? — усмехнулся корчмарь.
— Бывало и лучше, — мрачно сказал Том, будто и впрямь был более всего на свете озабочен сбытом угля. — Так что, по рукам?
— В сарае ночуйте. Тут вы мне перепачкаете всё, жена ор подымет. А в сарае как раз кожевник с подмастерьем спят, тоже с ярмарки. Вони от них… ну, словом, разберётесь там как-то. Лошадку твою я распрягу. Сарай вон там.
— Спасибо, мил человек, — душевно поблагодарил Том и взял Адриана за руку. Тот как раз озирался, выглядывая пути к бегству. Как назло, всей деревеньки было — шесть дворов, ни закоулков тебе, ни поворотов, а пролесок остался позади, да и месяц снова вышел из-за облака, озарив долину, — никак не спрячешься. Том направился к сараю, и Адриан пошёл за ним, кривясь от боли в будто тисками сжатой руке.
Дверь сарая отворилась со скрипом, в нос ударило сильной смесью прелого сена, кож и немытых тел.
— Потеснитесь, люди добрые, принимайте соседей, — сказал Том, проталкивая Адриана внутрь.
— Ну, чего ещё? — заворчал кто-то из темноты, затем раздалось движение и шуршание — сонные кожевники передвигались в глубь сарая.
— Устраивайся, Тобо, я у двери лягу, — сказал Том.
«Ну ещё бы, — подумал Адриан, опускаясь на пол. — Небось и ногами её подопрёшь, чтоб я за ночь не сбежал». Тяжело вздохнув, он упал в сено, не столь мягкое, как хотелось бы, но почему-то даже более удобное, чем его постель в замке. «Ну и приключеньице на мою голову», — и он нервно хохотнул в кулак.
В тот же миг тяжёлая рука легла ему на плечо. Не схватила, просто сдавила на несколько мгновений, будто предупреждая. А, да, он же сказал: ни звука.
«Это та самая рука, которая меня чуть не задушила в замке всего несколько часов назад, — понял Адриан. — И пощёчину мне влепила ни за что ни про что — будь здоров. Да о чём я вообще думаю?! Этот тип через слово поминает Молога! А ну как он меня на жертвоприношение какое везёт? Отведёт завтра в пролесок да прирежет там втихую — с него станется!»
Адриан лежал, окаменев от этих запоздалых, но таких очевидных предположений. Том, ошибочно истолковав его поведение и приняв неподвижность за проявление покорности, убрал руку. В полумраке Адриан видел его силуэт, ворочавшийся у двери.
Дверь открылась, в сарай полыхнуло светом от подвесного фонаря, который держал в руке корчмарь.
— Эй, угольщик, я хлеба вам принёс. Тебе и сыну твоему.
— Спасибо, мил человек… — сказал Том, и тут Адриан, сев, закричал:
— Я ему не сын! Я Адриан Эвентри, сын вашего лорда! Этот человек меня похитил, помогите мне, доложите отцу!
Он ждал чего угодно — новой пощёчины, удара, даже смерти. Но вместо того чтобы ударить его или ещё как-то выдать, что преступление раскрыто, Том обернулся, мягко обхватил Адриана за плечи и, притянув к себе, потрепал по голове.
— Простите, добрые люди, — сказал он корчмарю и окончательно проснувшимся от всей этой суматохи кожевникам. — Я говорить не хотел, чтоб вас не тревожить. Мой сын, он… придурковат немного. Дурачок, одним словом. Вообще-то он тихий, молчит больше, но если устанет, начинает порой городить ахинею. А так он безобидный.
— Да вижу, — сказал корчмарь, неодобрительно глядя на Адриана, онемевшего от такой невообразимой наглости, а ещё больше — от невозмутимости похитителя. — Только ты, угольщик, смотри, как бы он в присутствии благородных чего-нить такого не ляпнул. Так недолго и языка лишиться дурачку твоему.
Он бросил Тому две хлебные краюхи и, не дожидаясь ответа, захлопнул дверь.
— Во даёт пацан! — сказал кожевник — не тот, что бранился, а другой, молодым голосом. — Сын ихнего лорда! И часто он себя лордёнышем воображает?
— Когда лордёнышем, — печально отозвался Том, — когда бродячим актёром… бывает, что и котом. В минувшем месяце и вовсе прикинулся скамьёй и целый день простоял на четвереньках. Пришлось поливать холодной водой, чтоб опомнился.
— Ишь ты, — удивлённо сказал молодой кожевник. — Да, видать, совсем сдвинутый.
— А всё ж сын родной. Единственный. Жена и остальные детки от оспы померли, один он крохой остался.