Как-то Мерседес обмолвилась, что сеньор Санмарти очень дружен с небезызвестным и в последнее время весьма уважаемым старшим инспектором полиции Франсиско Хавьером Фумеро. Оба они были представители той камарильи, которая пробилась неведомо откуда сквозь пепелище войны и теперь неудержимо расползалась по городу, словно серая паутина. Новое высшее общество. В один прекрасный день Фумеро появился в издательстве. Он зашел за своим другом Санмарти, так как накануне они договорились вместе пообедать. Я под каким-то предлогом спустилась вниз, в архив, и просидела там все время, пока они не ушли. Вернувшись на рабочее место, я поймала на себе понимающий взгляд Мерседес. С тех пор она всегда предупреждала меня, когда старший инспектор появлялся в нашей конторе, чтобы я успела спрятаться.
Не проходило и дня, чтобы Санмарти под каким-нибудь благовидным предлогом не приглашал меня на ужин, в кино или на спектакль. Я обычно отделывалась отговорками, что меня ждет дома муж, и интересовалась, не будет ли беспокоиться сеньора Санмарти, ведь время уже позднее. Супруге Педро Санмарти в семье отводилась исключительно декоративная роль. В списке увлечений своего мужа она занимала позицию гораздо ниже его любимого новенького «бугатти» — обязательного атрибута человека его положения, и, казалось, давно уже перестала быть украшением этого счастливого брачного союза. Особенно это стало заметно с тех пор, как состояние ее отца перешло в руки Санмарти. Мерседес сразу предупредила меня, в чем дело. Санмарти, человек не способный ни на чем долго сосредосточиться, был охоч до слабого пола и жаждал новых ощущений. При виде свежего женского личика он терял голову и на каждой новой сотруднице принимался оттачивать привычные приемы стареющего донжуана. На этот раз его жертвой оказалась я. Санмарти из кожи вон лез, чтобы завести со мной разговор, тема в данной ситуации значения не имела.
— Мне сказали, что твой муж, этот, как его, Молинер, — писатель… Может, он будет не прочь написать книгу о моем приятеле Фумеро? У меня уже и заглавие есть: «Фумеро — бич преступности, или Закон улицы». Что скажешь, Нуриета?
— Очень вам признательна, сеньор Санмарти, но Микель сейчас работает над новым романом, и я не думаю, что…
Санмарти покатывался от хохота:
— Роман? Ради бога, Нуриета… Этот жанр давно мертв и похоронен. Послушай-ка, что рассказал мне один приятель, он совсем недавно вернулся из Нью-Йорка. Американцы изобрели одну штуку, она называется «телевидение». Это совсем как кино, только его можно будет смотреть, не выходя из дома. И тогда не нужны будут ни книги, ни воскресная месса, вообще ничего. Скажи мужу, пусть бросает эти свои романы. Другое дело, если бы у него, по крайней мере, было громкое имя или он был бы, например, футболистом или тореро… Слушай, что скажешь, если я сейчас возьму свой «бугатти» и мы поедем обедать в Кастельдефельс? Там готовят отличную паэлью… Заодно обсудим наши дела, согласна? Дорогая, тебе стоит только захотеть…Ты же знаешь, что я всегда готов помочь тебе. Ну и твоему мужу, разумеется. Сегодня в этой стране ничего не добьешься без покровителей.
Я стала одеваться, как вдова из процессии в День тела Господня [102] или одна из тех женщин, что путают солнечный свет со смертным грехом; приходила на работу без макияжа, собрав волосы на затылке в строгий пучок. Но, несмотря не все мои уловки, Санмарти упорно продолжал опутывать меня сетью двусмысленных взглядов и намеков, с неизменной приправой в виде масленой презрительной ухмылки. Он был похож на одного из тех всесильных, похотливо ухмыляющихся евнухов, которые, как связки раздувшихся кровяных колбас, подвешены к стропилам любой иерархической структуры. Два или три раза я ходила на собеседование по поводу другой работы, но рано или поздно сталкивалась с такими же сеньорами Санмарти. Они возникали как грибы-паразиты на удобренной деньгами благодатной почве новых коммерческих предприятий. Один из таких типов соизволил позвонить Санмарти и предупредить, что его подчиненная Нурия Монфорт пытается, не поставив его в известность, сменить работу. Санмарти, потрясенный столь черной неблагодарностью, вызвал меня к себе в кабинет. Он ласково потрепал меня по щеке, от его пальцев исходил запах пота и табака. Я побледнела от ужаса.
— Дорогая, если тебя что-то не устраивает, просто скажи мне об этом. Что я могу сделать, чтобы тебе лучше работалось? Ты же знаешь, как я тебя ценю и как мне больно узнавать от посторонних, что ты хочешь нас покинуть. Предлагаю заключить мир и отпраздновать это за ужином, согласна?
Я медленно убрала его руку с моего лица, не в силах скрыть отвращения.
— Ты меня разочаровала, Нурия. Должен признать, что с некоторых пор я больше не замечаю в тебе ни командного духа, ни уверенности в нашем общем деле.
Мерседес предупреждала меня, что рано или поздно что-то подобное должно было произойти. Несколько дней спустя Санмарти, который по грамотности мог соперничать разве что с орангутаном, начал возвращать мне рукописи, которые я правила, ссылаясь на огромное количество якобы обнаруженных им ошибок. Теперь каждый день я задерживалась на работе до поздней ночи, вновь и вновь пересматривая страницу за страницей с пометками и комментариями Санмарти.
— Слишком много глаголов в прошедшем времени. Звучит слишком спокойно, нет напряжения… После точки с запятой инфинитивы не употребляются, это знает каждый школьник…
Иногда Санмарти тоже оставался допоздна, закрывшись в своем кабинете. Мерседес под любым предлогом старалась задержаться подольше, чтобы не оставлять меня наедине с шефом, но Санмарти всякий раз настойчиво отправлял ее домой. Когда все служащие расходились, Санмарти открывал дверь своего кабинета и медленно подходил к моему столу.
— Ты слишком много работаешь, Нуриета. Иногда надо и развлекаться. Ведь ты еще молода, а молодость проходит так незаметно, что не всегда успеваешь ею насладиться.
И, присев на край стола, принимался пожирать меня глазами. Иногда он располагался у меня за спиной и замирал так на несколько минут, а я ощущала на затылке его горячее дыхание. А то и вовсе клал руки мне на плечи:
— Ты так напряжена, дорогая, расслабься…
Мне хотелось кричать, бежать со всех ног и никогда больше не возвращаться в этот офис, но мне нужна была работа и тот скромный заработок, который она мне приносила. Однажды вечером Санмарти снова оказался возле меня, и на этот раз вдруг стал жадно меня лапать.
— Когда-нибудь ты заставишь меня окончательно потерять голову, — простонал он.
Одним рывком я высвободилась из его когтей и бросилась к выходу, схватив пальто и сумку. Санмарти громко захохотал мне вслед. На лестнице я столкнулась с темной фигурой, которая, казалось, скользила по вестибюлю, не касаясь пола.