— Третья — как ты.
— Как — как я? — не поняла Паола.
— С крыльями. И добрая очень.
Кольнуло сердце:
— Хетта?..
— Она улетает и прилетает. У нее много тех, рядом с кем хочет быть. Всем помочь хочет. Боится за всех. Она рада, что смогла остаться и хоть так помогать.
Хетта…
— Она такая, — прошептала Паола. Стало грустно и немного стыдно: эта потеря уже почти стерлась из памяти. Слишком много всего пережили с тех пор…
Сай вдруг вскочила, сказала:
— Хватит о мертвых. Вставай.
— Зачем?
— Они хотят, чтобы ты жила, вот зачем! Пойдем жить, Паула.
— Паола.
Сай отмахнулась, вздернула Паолу на ноги, подставила плечо:
— Одета? Хорошо. Опирайся, пойдем.
Кожаная занавеска отлетела в сторону, в лицо Паоле ударил холодный, остро пахнущий полынью ветер.
— Гляди, солнце сегодня какое.
Паола послушно запрокинула голову. Взгляд утонул в синеве — яркой, даже ярче, чем дома. Вспомнилось вдруг: «Иногда нужно просто глядеть в небо».
Под крыльями резануло болью.
— Я никогда больше не взлечу, — сказала Паола. — Ни-ко-гда.
— Погляди на меня, — попросила вдруг Сай.
Паола обернулась к шаманке, вгляделась, словно впервые видит. Скуластое загорелое лицо, серо-зеленые глаза, чуть вздернутый нос, резкая линия губ… На голову накинута капюшоном клыкастая волчья морда, белая шкура едва прикрывает плечи, оставляя грудь полуголой. Темные косы перетянуты кожаными ремешками, золотые амулеты сверкают, костяные тускло белеют. На шее горит под солнцем алый камень. Такая чужая, но…
Вырвалось вдруг:
— Ты такая красивая!
— Ты тоже, — усмехнулась шаманка, — только худая очень. — Помолчала, добавила серьезно: — Я тоже никогда не взлечу. Ну и ничего.
На следующий день Паола спросила про Фабиана. Почему-то казалось важным узнать, как умер. Паола знала, он предпочел бы в бою — и уж ни в коем случае не пленником.
Сай пожала плечами. Предложила:
— У Таграна спроси, он там был. А я не знаю, нам с бабкой как тебя сгрузили, так и носа наружу не высовывала.
— Тагран это кто?
Шаманка усмехнулась:
— Придет, познакомлю. Вдруг все-таки полюбится.
— А, тот твой друг? Ладно, придет, спрошу. — Паола запнулась, от следующего вопроса на сердце заранее кошки скреблись. Но все-таки попросила: — Расскажи, кто еще трое.
Вместо ответа Сай швырнула в Паолу меховой накидкой:
— Вставай, пошли гулять. Тебе ходить надо.
И только когда прошли почти половину пути до становища, когда Паола, устав, села в траву отдышаться, вдруг спросила, став перед ней и, по своей привычке, дергая ремешок от косы:
— Почему ты боишься?
— Чего боюсь? — не поняла Паола.
— Ты просишь сказать, кто те трое, а сама боишься. Я ведь сказала, они не злые.
Это было — словно под дых ударили. У Паолы сами собой сжались кулаки. Неужели не ясно?!
— У нас война, — прошипела она. — Война, понимаешь ты, что это такое? Думаешь, мы с Фабианом сюда просто так пришли, от хорошей жизни? Да, я боюсь! Боюсь узнать, кто еще погиб! А ты бы не боялась?
Сай пожала плечами:
— Люди гибнут, так бывает. Ты не знала?
— Не смей смеяться!
— Я не смеюсь, — холодно ответила шаманка. — Это не смешно и не грустно, это жизнь. Все умирают. Многие умирают молодыми. Никто не знает, как умрет он сам и те, кто ему дорог. О чем тут говорить?
— Я хочу, чтобы они жили, — прошептала Паола.
— А я хочу, чтобы солнце с луной танцевали в небе, вода текла вверх, а пища сама приходила в котел. Глупо спорить с тем, чего не изменишь.
— Мудрая Сай, — фыркнула Паола. Почему-то всерьез сердиться на шаманку не получалось. Потому, наверное, что и она тоже была права. Они обе были правы…
— Да, — весело согласилась Сай, — я мудрая. Тебе повезло меня встретить. Вставай, пойдем обратно.
Поднявшись, Паола оглянулась на становище. Войлочные палатки стояли широким кругом, девушка прищурилась, считая: десять, одиннадцать?.. Между ними, на утоптанном пятачке, курились белесые дымки над сложенными из камней очагами. Женщины сидели тесной кучкой, занятые какой-то работой — какой, отсюда было не разглядеть. За палатками, вдалеке, пасся табун низкорослых степных коней, гнедых и рыжих, еще дальше блестела лента реки, а за рекой сизая степь сливалась с исчерканным ажурными перьями облаков небом.
— Мало вас, — вырвалось вдруг. — И детей не видно.
— А ты танцев хочешь посреди дня, — фыркнула Сай. Добавила, помолчав: — Но ты права, мало.
Странная горечь почудилась Паоле за этими словами, но переспрашивать она не стала. В конце концов, что ей, имперской жезлоносице, до жизни дикого варварского племени? Кольнуло: бывшей жезлоносице. Нет, тряхнула головой Паола, не бывшей. Я вернусь, а там — флакон эликсира, и все в порядке. Главное — вернуться.
— Пойдем, — вздохнула Сай.
Девушки медленно шли по едва заметной тропинке, Паола щурилась, подставляя лицо солнцу, Сай то и дело наклонялась, отщипывая желтоватые цветки полыни.
— У вас полынь какая-то другая, — задумчиво заметила Паола. — Наша не цветет.
Сай хмыкнула, словно хотела ответить, но в последний миг передумала. Помолчав немного, сказала:
— Мне кажется, те трое давно умерли. Давно с тобой, понимаешь?
Паола остановилась.
Если так…
Она даже не могла сообразить, кто. Мама? Мама умерла давно, да. Но она так легко отправила дочь с незнакомым магом и после ни разу даже весточки не прислала… да и раньше, сколько Паола себя помнила, мать не слишком заморачивалась заботой о ней. Нежеланный, случайный ребенок, безотцовщина, сплошные хлопоты. Солдаты из гарнизона, и те больше возились с маленькой Олой.
И в любом случае — кто еще двое?
— Даже представить не могу, — призналась, заметив вопрошающий взгляд шаманки.
Та покачала головой:
— Плохо. Так бывает, но… — резко, словно сердясь, дернула многострадальный ремешок. Раз, другой… — Своих мертвых надо знать. Мне казалось, ты из тех, кто знает.
— Расскажи, — буркнула Паола, — глядишь, узнаю.
Ремешок выдернулся из волос, Сай досадливо плюнула, принялась распутывать узел. Кончик косы тут же расплелся, темные пряди рассыпались по груди, отливая на солнце едва заметной рыжиной. Костяная бляшка амулета запуталась в узле.